Пик Дьявола - стр. 31

Вера кивнула; можно подумать, она хоть что-то понимала! Гриссел пошарил глазами по залу – искал, на ком еще можно сосредоточиться. На стенах висели плакаты.

– Мы кричим, когда умираем, – медленно и тихо сказал он, потому что ему необходимо было выразиться правильно. – Мы все цепляемся за жизнь. Очень крепко цепляемся. И когда кто-то разжимает нам пальцы, мы падаем. – Он опустил голову и увидел, что руки движутся в подтверждение его слов: два сжатых кулака медленно разжимаются. – Вот когда мы кричим. Когда понимаем, что больше не за что уцепиться, потому что мы слишком быстро падаем.

Где-то далеко утробно завыл гудок. В церковном зале воцарилась смертельная тишина. Он набрал в грудь побольше воздуха и посмотрел на них. Всем было неловко; прежняя бодрость испарилась.

– Я их слышу. Ничего не могу с собой поделать. Я слышу голоса, когда приезжаю на место преступления и вижу трупы. Их крик висит в воздухе – он ждет, чтобы кто-нибудь услышал. И когда вы слышите такой крик, он проникает к вам в голову и остается там навсегда.

Кто-то слева от него нервно кашлянул.

– Такой крик – самый ужасный звук на свете. – Гриссел обвел глазами аудиторию; сейчас ему очень нужна была поддержка. Но все избегали смотреть ему в глаза. – Я никому еще об этом не рассказывал, – продолжал он.

Вера ерзала на месте, как будто хотела что-то сказать. Но сейчас ей нельзя говорить.

– Наверное, кто-то из вас думает, что у меня не все дома. Скорее всего, вы все так сейчас думаете. Но я не псих. Будь я психом, мне не помогал бы алкоголь. Все становилось бы только еще хуже. А мне спиртное помогает. Оно помогает, когда я прихожу на место преступления. Оно помогает мне пережить день. Оно помогает, когда я прихожу домой, вижу жену, детей, слышу их смех, но знаю, что и в них тоже запрятан тот самый крик. Я знаю, он ждет и однажды вырвется наружу, и боюсь, что именно я услышу их крик. – Гриссел покачал головой. – Этого я уже не вынесу. – Он опустил голову и прошептал: – Но больше всего меня пугает то, что я знаю: такой крик живет и во мне самом. – Наконец он нашел в себе силы посмотреть Вере в глаза. – Я пью потому, что спиртное убирает и этот страх.

– Когда Джон Коса был здесь в последний раз? – спросил Тобела бармена.

– Кто?

– Джон Коса.

– Йоу, мэн, сюда столько всяких чуваков приходит!

Тобела вздохнул, достал из бумажника банкнот в пятьдесят рандов и подтолкнул его по стойке.

– Постарайся вспомнить. Банкнот исчез.

– Такой тощий, прыщавый?

– Точно.

– Он в основном с Боссом общается – у него и спрашивай.

– Когда он в последний раз приходил пообщаться с Боссом?

– Друг, я работаю посменно. Я не бываю тут постоянно. Твоего Джона уже давненько не видал. – Бармен отошел, чтобы принять заказ у другого посетителя.

Тобела выпил еще пива. Горький вкус был знакомым, музыка – слишком громкой, и в груди у него вибрировали басовые ноты. Напротив, за столом у окна, сидела компания из семи человек. Оттуда доносился хриплый хохот. Мускулистый цветной мужчина со сплошь татуированными плечами балансировал на табурете. Он осушил большой кувшин пива, крикнул что-то, хотя слов из-за шума было не разобрать, и поднял пустой кувшин вверх.

Такая веселость казалась Тобеле слишком пустой, слишком искусственной. Так было всегда – с самых давних пор, еще с Казахстана. Сто двадцать чернокожих братьев в советском тренировочном лагере ужасно тосковали по дому. Днем они смертельно уставали, но каждую ночь пили, пели и смеялись. Товарищи по оружию, соратники, воины.