Пик Дьявола - стр. 25

– А может, кто-нибудь другой знает, где он?

Коса замер на пороге. Выражение его лица было уже не такое враждебное.

– Может быть. Тобела выжидал, не уходил. Лукас Коса долго молчал, но наконец сказал:

– «Желтая роза». – Потом он открыл дверь.

Изнутри донесся громкий визг – почти женский. Свиньи за спиной Тобелы сбились в кучку и прижались пятачками к решетке.

Тобела поехал в сторону побережья. Он специально выбрал горную дорогу – оттуда ему видны были море и гавань. Именно то, что ему нужно, – простор и красота. Роль, которую ему пришлось сыграть, смущала его, хотя он не мог понять, в чем дело. Перевоплощение не было для него внове. Когда он жил в Европе, перевоплощение и притворство были частью его жизни. Восточные немцы знали толк в искусстве перевоплощения и натренировали его превосходно. Почти десять лет он жил ложью; средства оправдывались целями – Свободой и Борьбой.

Неужели с тех пор он так сильно изменился?

Тобела повернул за выступ скалы, и перед ним открылся величественный вид: корабли, подъемные краны, просторная акватория, городские здания, скоростные шоссе и береговая линия, которая грациозно изгибалась в сторону Блуберга. Ему хотелось повернуться к Пакамиле, сказать: «Посмотри – вот самый красивый город на свете!» – и увидеть, как сынишка в восторге раскроет глаза.

Вот в чем разница, подумал он. Ему до сих пор кажется, что мальчик с ним, что он рядом.

До Пакамиле, до Мириам он был один; лишь он сам мог оценивать свои поступки, и ответственность за содеянное нес лишь он сам. Но мальчик раздвинул его горизонты, расширил его мир. Благодаря Пакамиле все, что Тобела говорил и делал, приобретало иной смысл, иное толкование. Сейчас он солгал Лукасу Косе, и ему стало так же неприятно, как если бы пришлось оправдываться перед Пакамиле. Как в тот день, когда они ходили в горы рядом с фермой… Он хотел научить сына обращаться с оружием. Собирался объяснить, что огнестрельное оружие – вещь опасная и обращаться с ним нужно ответственно и осторожно.

Ружье пробудило в мальчике охотника. По пути он целился незаряженным стволом в птиц, камни и деревья, издавал губами звуки, похожие на выстрелы. Он долго о чем-то думал, а потом вдруг спросил:

– Ты был солдатом, Тобела?

– Да.

– Ты стрелял в людей? В вопросе мальчика не было никакой завороженности злом: просто так устроены мальчишки.

Как ответишь на такой вопрос? Не рассказывать же ребенку, как ты лежал в засаде в Мюнхене со снайперской винтовкой и целился во врага твоих союзников; ты спускал курок, и ярко-синюю стену забрызгивала кровь. Потом ты незаметно исчезал, как тать в нощи, как трус. Такой была твоя война, таким был твой подвиг.

Как описать ребенку странный, затерянный мир, в котором ты жил, как рассказать об апартеиде, насилии, революции и мятежах? О Востоке и Западе, разделявших их стенах и странных союзах?

Тобела сел прислонившись спиной к скале и попытался все объяснить. Под конец он сказал сыну: ты должен поднимать оружие только против несправедливости; убивать людей – последнее средство. Стрелять в людей можно лишь тогда, когда исчерпаны все иные виды обороны и убеждения.

Как сейчас.

Вот что он хотел бы сказать Пакамиле. Цель оправдывает средства. Он не может допустить, чтобы бессмысленное, несправедливое убийство мальчика осталось безнаказанным; он не может кротко смириться с таким положением вещей. Поскольку система правосудия их подвела, у него остается последний выход; хотя наш мир устроен очень сложно, его трудно объяснить и так же трудно понять. Но он уяснил для себя одно. Кто-то должен держать оборону. Кто-то должен сказать: «Все, дальше нельзя».