Пиф-паф, прекрасная маркиза! - стр. 19
– Ну, если просто, тогда жди, покуда не вернется.
– А как долго ждать?
– Обещал к вечеру быть.
Василиса еще немного подумала, а потом спросила:
– А вы не знаете, к вашему священнику какой-нибудь гость не приезжал?
– Какой еще гость? – насторожился сторож.
– Такой… бородатый. С крестом на груди. И вроде как в рясе. Во всяком случае, в черном.
Про рясу она специально придумала, чтобы сторож уверился, что интересующий Василису человек имеет какое-то отношение к церкви.
И сторож попался на уловку.
– Если в рясе, стало быть, священник, – важно подтвердил он. – Но не было у нас никого. А ты где же его видела?
– У бабушки.
– А кто твоя бабушка?
Василиса ответила. Но сторож был человеком новым, в Карповке он возник одновременно с возводимым в поселке храмом, так что имя старожилки Нины Кузьминичны ровным счетом ничего ему не говорило.
– Не знаю такой, – покачал он головой. – В церковь-то твоя бабушка к нам ходит али как?
– Куда там. До калитки едва доходит.
– Сама бы привела, – укоризненно сказал сторож. – Старому человеку в храме побывать – большая для души польза.
– Она дома молится.
– Дома одни староверы молятся да протестанты. Да и те по воскресеньям вместе собираются.
Сторож еще долго рассуждал, как нужно вести себя людям, чтобы оказаться достойными царствия небесного. Получалось что-то очень уж скучно и муторно. Надо было все время молиться, поститься, время проводить в размышлениях о Боге или в крайнем случае можно было трудиться, но опять же не ради обогащения или пропитания, а во славу Божью. Жить так, может, для души было и полезно, но вроде как на строгой диете.
Василиса быстро заскучала с таким собеседником. Она бы с радостью удрала, но сторож стоял так, что перегораживал ей выход. Василиса уже поняла, что сторож не видел никакого бородатого мужика от Прохора Кузьмича, а потому потихоньку начала отступать, надеясь как-нибудь улучить момент и протиснуться мимо сторожа. Но сторож ее телодвижений не понимал. Он относился к породе тех редкостных зануд, которые слышат только самих себя и способны даже самое благое дело превратить в сущую каторгу.
Он стоял в дверях и все зудел и зудел, что молодежь нынче совсем распустилась, что нравы нынче совсем развратные, что молодежь только и думает, что о развлечениях непотребных, а больше ни о чем. От нечего делать Василиса стала разглядывать иконы. Внезапно внимание ее привлекла икона, на которой был изображен маленький, седенький и сгорбленный старичок. Лицо его с каким-то особенным лучистым взглядом было добрым и всепрощающим. Рядом с ним был нарисован большой бурый медведь, доверчиво берущий еду из рук святого.
Василиса внимательно разглядела и икону, и святого. А потом перевела взгляд на соседнюю, где в полный рост стоял совсем другой святой – высокий старец с пронзительным и строгим взглядом.
– А почему у этого дедушки крест на груди другой? – спросила Василиса, перебив сторожа на середине фразы.
Тот замер, потом обернулся и глянул на икону, привлекшую к себе внимание девушки.
– Эх ты, невежда, – укорил он ее. – Тут Сергий Радонежский изображен. Слышала о таком?
Василиса на всякий случай кивнула головой. Если сказать правду, что не слышала и не знает, сторож, чего доброго, вновь примется ее просвещать. А у нее времени на его лекцию совсем нет. В том, что лекция будет именно такой, Василиса даже не сомневалась.