Песок сквозь пальцы - стр. 15

«Да кто она такая, эта Богомила? – думал он, прикрыв глаза и пытаясь расслабиться. – Странная какая-то, право слово. Все остальные – понятны, более-менее. Алексей – начинающий гид, пытается поймать свою струю в линии поведения с клиентами, с лидерством у него, правда, так себе, заявка по факту есть, а решительность… ну, может, тут я ошибаюсь. Регина – типичная продавщица сельмага, вдруг разбогатевшая слегка на каком-то своем бизнесе. Отсюда все эти внутренние стычки повадок и амбиций. И в Марокко она была, и на Кипре, не говоря уже о Таиланде, и шуба у нее дома песцовая, а сама копейку считает, кофе на заправках и хочет взять – и не берет. А может еще и держит линию с Алексеем, тот, похоже, в очень экономичном режиме решил путешествовать. Фарковские – сами по себе, сразу дистанцировались, бизнесмены, типа повыше классом, чем Регина, видно, как ее вульгарность их дергает. Хотя – точно самоучки, не аристократы, «из разночинцев», как раньше говорили. А Богомила…». Он заметил, что ему приятно думать о ней. Приоткрыл глаз, глянул на соседнюю лавочку. Красивая, стройная, молодая, да, наверное, около тридцати. Молодая, а когда говорит серьезно, то будто и ровесница его. Говорит… Эти мягкие интонации, переход на украинский, улыбка – все это словно что-то прятало, скрывало какую-то тайну. «Романтик!» – фыркнул он про себя. Вот уж точно заметила. Он – романтик. А еще – кто он? Вот о всех он уже составил мнение, а о себе? Кто он, Александр Иванович, пятидесяти одного года, священник, турист, женат уже больше тридцати лет, четверо детей, трое из которых выросли уже, а четвертая вошла в тот «нежный возраст», когда критичность к родителям превышает всякую критическую массу авторитета… Он подумал о жене. «Брак без брака». Ну, почти… Он никогда ей не изменял, кроме одного раза, тогда, в самом начале их жизни, когда он пришел из армии, откуда писал каждую неделю романтические письма – ей и их маленькому сыну, а вернулся и «любовная лодка разбилась о быт». Было трудно, она уходила, потом он, потом опять она. Соня вплыла в его воспоминания немым укором, черт, черт, как все это пошло и глупо было… Как в песенке: «Подруга друга…» Соня тогда просто подвернулась ему в тяжелый период, когда он остро чувствовал свое одиночество, она просто вошла в его эти полгода блужданий вне дома, ничего не требуя, никак не заявляя прав, как там, в песне? «Она была робка и молчалива…», и это его начинало бесить и тяготить, ну, он же не Раскольников, а она, хоть и Соня, но не Мармеладова… Кончилось все так же внезапно, как и началось, он вернулся домой, в семью, а потом, спустя год, Соню накрыло лавиной на Алтае, всех спасли, всю группу, а она задохнулась, и он тоже задохнулся вдруг, будто лишился воздуха, будто сверху – тонна плотного снега. Ее привезли хоронить в Энск, и он был там, на службе, когда ее отпевали, смотрел в гроб и не мог поверить, и только один вопрос по кругу в голове ходил: «Зачем? Зачем? Зачем? Зачем?…» А когда на кладбище все разошлись, он остался один на один с этим вопросом, к нему подошел отец Василий. И нет, не сразу всё это так сложилось, но уже сейчас он понимал – отсюда всё и пошло, от закрытых глаз Сони, в которых он видел снег, от этого проклятого вопроса… Два года его ломало и корёжило, но рядом был отец Василий, и жена всё приняла покорно, что было на неё не очень похоже, и этот путь, от купели крещения до рукоположения, сначала в диаконы, а потом и в священники, мелькнул одним днём, десять лет, как один день, как отпустительная молитва…