Песок сквозь пальцы - стр. 12
Они подошли к палаткам. У столика уже возился со своим «керогазом» Алексей, не пожелавший покидать свой спальник. Теперь он был накинут ему на плечи, теплым плащом. Рядом шуршала продуктами Регина, ярко отсвечивая красной курткой. Повернулась на подошедших, уперла руки в боки. «Пришла? Ну, Богомилка, ты и беспокойная, как… Как… ну, как змеюка кака! Вертишься ужом под утро, дрожишь, трясешься, прижимаешься… Никакого спокою с тобой! Может, вы, Саша, заберете уже ее к себе в палатку? На перевоспитание?» – «Заберите, Олександр Iвановичу! – Богомила молитвенно сложила руки перед собой, а глаза ее смеялись. – Спасите меня!»
Он растерялся от такого поворота разговора, развел руками: «Так мы ж там уже с Алексеем… Тесновато будет втроем…»
«Так, Богомила, давай, не стой, собирайся!» – Регина снова отвлеклась на воспитательный процесс, и он отошел, немного ошеломленный. Принялся собираться сам, потом подоспел Алексей, поставивший вариться утреннюю кашу «з волоським горiхом i родзинками», в которых он определил, заглянув в котелок, грецкий орех и изюм. Алексей помог свернуть палатку, потом убежал снимать кашу и умываться, а он, достав камеру, решил поснимать. Оператор из него, конечно, никакой, но все-таки…
Пока возились, туман соскользнул с утренним ветерком и пропал. Показался Леонид, стремительно шагающий на своих коротких кавалерийских ногах, обтянутых трико, к велосипедам. Поднял вверх руку с чем-то в ней зажатым, обнажил в экран ровный ряд белых зубов: «Всем доброго утра! Вторая ночь на этой земле, сегодня уже третий день похода! Сейчас замеряем давление в шинах вот этим манометром, подкачаем, поедим – и поедем!»
Камера скользнула на Регину, затягивающую под подбородком красный шлем, превратила плотно сжатые губы в сладкую улыбку: «Ой, Сашко… Снимаешь? Ну, Саша, сегодня ты войдешь в историю. Нам надо пройти пятьдесят километров, из которых половина – сплошного подъёма, и ты войдешь в Иерусалим. Так что сегодня запасайся силами!» Он хмыкнул, продолжая снимать: «Вот уж точно – войду! Вряд ли въеду…»
Наезд на кроны деревьев и небо, потом соскользнул вниз, к соседнему столику, где на лавочке лежала уже готовая к отъезду Богомила. Подошел: «Ну, несколько слов?» – «Шо, сказать надо? А шо говорить?» – «Ну чего ты ожидаешь от этого дня?» – «Чтобы он закончился… Ну, закончился нормально, чтоб мы все дошли в Иерусалим… Чтоб проколов не было! Самое ужасное, когда ты устал, в горочку путь, а тут – на тебе! – прокол. – Она помолчала, потом ее глаза блеснули: И сегодня нас ждет ведь хостель! Я так чекаю этой возможности – залiзти под горячий душ! И намазать, наконец, руки и лицо. А то меня тут с утра только и делают, что гоняют, как муху». Она стрельнула глазами в сторону Регины.
Появился Алексей, свежеумытый, бодрый, заглянул в камеру. «Идем сегодня в Иерусалим! То, что раньше люди делали годами, мы должны сделать за день. И это будет нелегко, двадцать пять километров сплошного почти подъема – это хорошее испытание. Но, зато там нас ждет отдых. Кушаем и идем?»
По трассе двигались уже установившейся колонной, которая сбивалась только в населенке – впереди Алексей в патриотичных «жовто-блакитних» шортах и майке, потом красненькая Регина, верхом на своем незагруженном красненьком «Тошике» (у нее велосипед имел имя, и она с ним иногда разговаривала, вызывая гримасу на лице Богомилы), потом шли Фарковские – облегченная Татьяна и загруженный Леонид, похожий на краба, припавшего к рулю-барану, потом крутила педали Богомила, а он – замыкал.