Песня Земли. Навеяло… - стр. 2
Он чётко знал, что придёт на свидание раньше. Неспешно оделся, провёл рукой по лёгкой щетине, обкрутил шею толстым шарфом и выскользнул из кабинета в длинный, как его жизнь, коридор. В голове всё ещё зрели планы по работе, кружили мысли о летнем отпуске, да и новый год на пороге ждал решений: где приземлиться всей семьёй; кого пригласить из друзей; чем сервировать торжественный стол; кто на празднике станцует и споёт; как развлечься самому и повеселить гостей. Уже месяц, как покупались подарки, украшалась ёлка, развешивалась мишура и гирлянды, выбирались разноцветные игрушки и к тому же на работе намечался корпоратив. О рабочих буднях тоже болела голова, конец года все-таки, – отчёты.
Так получилось, что он не успевал на свидание и теперь шёл следом за избранницей, но она не подозревала.
Мысли точили сердце о дорогом человеке. Где же та её лёгкая походка, тот гибкий стан, быстрота шага и лебединая грация.
Время пролетело. В юности дни тянулись неспешно. После сорока возмужали лица и появилась степенность и рассудительность. Через полвека годы стали безжалостно сгибать, тревожить и раздражать. И возможности уже не те и желания другие, мысли колючие о тяжести бытия, чувства притупились и либидо угасло… а может нет? Возможно всё это ещё живо? Скорее да, чем нет. Пришла, значит, лучшего не искала.
Я всё ещё собираюсь ей угождать, как и раньше. Помогать, чтобы пройти весь путь до конца. Защищать от невзгод и в конце концов любить всем сердцем. Главное, чтобы клятва данная ей под сводами с божественными ликами была нерушима:
– «… в горести и радости, в болезни и здравии…»
Воспоминания о горячей влюблённости и страсти царапали сердце. Вероломные мысли уже рюкзаком висят за плечами и придавливают ближе к земле, чтобы привыкал к жизни после смерти. Лета спешат оседлать, пригнуть, крадут надежду на будущее. Старуха в чёрном саване с косой дышит в затылок, и лишь в паре шагах от него. Каждое утро гоню её прочь. Отстань! Ещё не время. Десяток бы лет отвоевать, и то хорошо. А они не за горами, пролетят на сверхскорости.
– Нет! Накось выкуси! – он образно скрутил ей дулю. – Не стану тебя призывать, броди подальше от моего дома и семьи и не тревожь.
Только когда немощь накроет и сил на слова не останется, можно тогда и уйти телу в иной мир, – мир тьмы, а душой улететь к звёздам и там взирать на вечность.
Но сейчас хочу быть здесь, и видеть и слышать…
Порывистый ветер играл подолом её шубки, разбросал кудри по лицу, рвал белый воздушный шарф. Развиваясь, он приветствовал встречных людей. Слёзы в глазах искрились на морозе, щёки румянила снежная пыль.
Она обернулась, словно её дёрнула связующая нить. Остановилась. Поправила очки и присмотрелась вдаль. Подумала: «Это он идёт или нет? Не похож. Этот быстр, крепок, бодр, несётся, словно необузданный мустанг. Точно, – не он!» Она протёрла запотевшие очки и ещё раз пробежалась взглядом.
– Да вот же он! Спрятался за молодость. Приземистый и прихрамывает на больную ногу. Походка быстрая, но уже далеко не юная. Ах, как он был хорош, да и сейчас неплох, дорогой мой человек, – сердце заиграло стаккато, всколыхнулось беспокойство, ворвалось сострадание. – С годами он стал мягче, душа слезливее и характер сговорчивее. Мне повезло пройти рядом с ним лучшую пору моей жизни. Почти полвека, шутка ли. Иные разлетятся, раздробив чувства в пух и прах, не успев детей поднять, а мы – нет, сберегли, выпустили птенцов на свободу. Наблюдали, как они превращаются в крепких орлов, которые птенчиков нам наплодили, – хорошеньких и умненьких не по годам.