Песня Тайги - стр. 6
Не успеет вся шелуха упасть на землю, как пустая шишка шлёп в мох. Кедровка шнырь следом за ней на землю, оглядится по сторонам – не подглядывает ли кто, и тогда из полного зоба орешки один за другим поглубже в мох прячет. Только маленькая дырочка от клюва во мху остаётся, да и та вскоре расправится, как будто никто тут и не был. Спрятала и за новой шишкой – порх на вершину. И так весь день. Столько кладовок понаделает, что всё позабудет!
Если орешки из шишки не умещаются все в зобу, кедровка всё равно бросает шишку на землю и больше к ней не возвращается. Такая вот расточительница. Однажды в тайге снег выпал рано. Кедры стоят белые, величественные. Тишина таинственная. Так и кажется: сейчас кедры от холода притопывать начнут, перекличку устроят – не помёрз ли кто? Под снегом не видно шишку: ни людям её не взять, ни кедровке.
Сидят на стане орешечники, чай у костра варят, собирают заготовленные шишки, что кучками на деляне насыпаны, готовятся их обрабатывать. Запах чая далеко по тайге слышен. Приятно отхлебнуть глоток из кружки, погреться. Кедровки тут же вертятся. Шишки ворохом лежат, соблазняют, да люди рядом – боязно, не утащишь.
Но всё ближе, ближе подбираются. Люди ничего себе, спокойно сидят, чай пьют. Одна кедровка осмелела и прыг на кучу, шишку хвать и драть на кедр. Вторая, третья на кучу…
– Ах вы, нахалки, кы-ышь!
Кедровки отскочили. Прошло минут пять, они снова подступают. Ближе, ближе…
– Ты гляди-ка на них. Чаю не дадут спокойно попить!
Пришлось шишки брезентом накрыть, а то растащат.
– Э-э! Напрасно вы о кедровке так думаете, – сказал мне однажды лесник Степан. – Видите поросль кедра? Это всё работа кедровки.
– Не может быть! – удивился я.
– Она незаменимый лесовод. Под этим выкарабкавшимся изо мха кедрёночком, – ласково говорит лесник, – ещё есть орешки.
Лесник раскопал мох и вынул несколько начинающих гнить орешков.
– Штук двадцать тут их было, а один пророс. Через несколько десятков лет встанет молодой кедр и родит много шишек. А вот из одной ямки два взошло. Пусть растут. Тайга гуще станет. Наше лесничество в питомнике кедр выращивает из семян, а я свою деляну разработал. Вот такую поросль накопаю, приторочу в кошеля на лошадь и везу к себе, высаживаю на мшистом месте. Все приживаются. Нынче у меня несколько тысяч корней на посадку взяли.
– Выходит, не такая уж кедровка вредная птица.
– Конечно! Она хоть и забывает свои многочисленные кладовки, но зато зверьё находит. Зимой придёт сюда кабан, своим крепким пятаком пропашет снег, разыщет запасы. Будет хрюкать и есть орешки, не догадываясь, кто ему вкусноту такую припас. Попадёт под его пятак неошелушённая шишка, и её съест кабан. Медведь тоже не прочь орехами полакомиться. Весной, после спячки, так и шастает по кедрачам.
Вот и возьми тут, поругай кедровку. Полезная, выходит, птица, мудрая. Природа за нас давно подумала, кого для чего создать. Мешать только ей своими преобразованиями не надо.
Стол хариуса
Хариус живёт в чистых и бурных реках. Вода в них до ломоты костей холодна. Глянешь в эту воду – все камешки видны и ничего там больше нет: ни жучков, ни червячков, ни других каких козявок. Что же ест эта вкусная рыба?
Пища хариуса под валунами прячется. Подними камень со дна – увидишь на нём слизь, которой питаются мелкие речные животные. Их тут – усыпано. Одни с головку булавки, другие с головку спички, третьи – с пуговицу на твоей рубашке.