Песня первой любви - стр. 5

– «Выпил»! «Выпил»! – заорал он. – Тебе бы все «выпил»! Тебе бы все пить да жрать! Кусочница! Живешь как карась подо льдом! И меня к себе в могилу тянешь? Да ты знаешь ли, как другие люди живут? Что там у тебя седни по телевизору? Штирлиц? Или кто?

– «Семья Тибо». Франция, – упавшим голосом сказала супруга. – Сейчас покушаем и будем все смотреть.

– Дура! – крикнул Петр Матвеевич, набрав воздуха и повторил: – Дура! Дура!

Жена охнула, а Витька бросил конструктор «Луноход» и всхлипывал, пятясь в угол:

– Папа! Папа! Ты что? Ты зачем маму ругаешь?

– Пошел вон! – затопал на него отец.

А сын уже плакал навзрыд. И тут Петр Матвеевич вроде бы очнулся, вроде бы возвратился в себя. Он медленно огляделся. Дом как дом. Квартира как квартира. Мебель как мебель. Люди как люди.

– Действительно… что-то я это… такое… – он повертел пальцем у виска. – Ты, Катя, не сердись на меня. Накрутишься на этой работе проклятой, надергаешься… Вот сегодня опять: фонды же нам выделили на листовой алюминий, а я на базу приезжаю – нету, говорят. Пока вырвал… Дергают весь день, и сам дергаешься. А тут еще иду, и около музшколы – знаешь чуму какую придумали? Цирк номер два – электронный баян, ты это можешь себе представить?!

– Ну, ты меня напугал, напугал, артист, – облегченно засмеялась жена. – Что, думаю, пьяный он, видать, что ли. Или умом чиканулся, как Мишка, у нас в цехе подсобником который работал…

Петр Матвеевич тоже засмеялся. Они оба смеялись и колотили друг друга по мясистым спинам.

И лишь сынок Витька смотрел волчонком. Слезы на щеках у него уже высохли, но губы были крепко сжаты.

* «И по досточкам, по кирпичикам» – творческая переделка персонажем знаменитой советской песни «Кирпичики», ставшей городским фольклором и породившей множество подражаний и пародий. Например, сцена ограбления пижона и его дамочки, которая в результате этого осталась лишь «в лифчике и в рейтузиках»:

В назначенный день и час появилась на нашей тихой улице автолавка с надписью «промтовары». Грузовик, что ее привез, стлал уже бензинное марево где-то далеко, аж на другом квартале, и Петр Никанорович Гурьянов – бессменный продавец и директор автолавки – крутил ухо свинцовой пломбы, скрипел ключом в гнездышке замка…

Петра Никаноровича разве что приезжие не знали, а так – каждая малая собака. Со стародавних времен нэпа торчал он в заведении, скрытом за стеклянной витриной с золотом по ней пущенными буквами «ТОРГСИН». Потом он ничего не делал и, отроду имея раскосые глаза, стал чрезвычайно похож на китайца, отрастил жиденькую бородку и даже передвигался как-то косовато…

Он открыл наконец окошко. Долго передвигал штуки фланели, ситца, байки, с помощью слюны разглаживал складки на залежавшихся молескиновых костюмах, платья приспособил на крючки, сапоги и ботинки поставил носок к носку и, совершая все это, как-то по-особенному перстил пальцами.

Вдруг завопил:

НАРЯДУ,

Наряду с полным ассортиментом отечественных

товаров.

НАРЯДУ,

Наряду с по-о-олным а-а-ассортиментом

отечественных товаров,

ИМЕЕТСЯ

ПОЛНЫЙ ГОДОВОЙ КОМПЛЕКТ ИМПОРТНЫХ

БЕЛЫХ РУБАХ.

– Чиво? – спросил мой дед, который сычом сидел на завалинке, оглядывал прохожих и раздумывал, почему это он вдруг дед, а не молодой парень.