Песня моей души - стр. 59
Теперь уже поздно было прятаться. Разве что уши скрыли волосы – и то хорошо.
И… она полюбила меня. Она почему-то полюбила меня. Всё-таки, это даже приятно – быть любимым, иногда ловить на себе внимательный взор красивых глаз, внезапно становиться жертвой её осторожной и молчаливой заботы. Она ничего не просила и ни на чём не настаивала. Я ещё в первое утро у них сказал, что поправлюсь – и уйду. И она приняла моё решение. Сразу. Хотя, кажется, иногда грустила – я ловил её грустные взгляды на меня, когда мы были рядом на кухне или встречались во дворе. Но она не хотела мне мешать идти тем путём, который я избрал. Это радовало. И немного смущало. Это её бескорыстие… тихая забота обо мне: поданная чашка горячей воды, вкусная еда из овощей, разнообразная. Она смирилась, что я уйду. Но, пока я рядом, хотела хоть как-то обо мне заботиться. Ничего не прося. Это было странно. Это было приятно.
Хотя теперь никакая иллюзия не скроет меня от неё. Но… это был глупый выбор любви. Зачем я в жизни Алины? Да и зачем мне отвлекаться от моей цели?
А впрочем, в то, что любовь – разумная и способная выбирать с каким-то особым практичным расчётом, не верили уже давно: уж слишком часто она выбирала людей по многим признакам несоединимых. Она своими приходами и уходами, своим подбором пар или навязанной кому-то одному тягой к другому плевала на многие человеческие обычаи и законы. Люди плевались на неё за её своеволие и выли от её поступков уже не одну тысячу лет. Много людей. Собственно, и другие Основные народы эта участь не минула.
Алине придётся смириться с моим уходом. Не буду её обманывать, не буду ей ничего обещать. Я давным-давно мечтаю об одной лишь мести. Меня ничто не сумеет остановить. Того огня, в котором я едва не сгорел заживо, и Чёрную чашу, поднесённую моим родителям, я никогда не забуду! И пусть у меня обычная магия, а у защитников Хэла – древняя. Наплевать, что со мной сделают, если схватят.
Точнее, я так себе говорил не один десяток лет. Говорил, что мне всё равно, как со мной расправятся, когда схватят. Если схватят. А теперь мне почему-то стало не всё равно. Отчего-то мне вдруг захотелось жить. Жить не в одиночестве, а как-то иначе.
Рана, как назло, заживала медленно. Столько лет учился драться с оружием и заклинаниями, столько поединков выдержал и из-за какого-то трусливого воришки…
Хотя было странно, что жар простуды прошёл после сна. Я вроде в тот же день у забора Алины и Романа очнулся. Мне приснился отец. Тот, кого Хэл убил. Наверно, улыбался, протягивая моим родителям Чёрную чашу?.. Но я не понимаю, что они сделали? Отец часто был дома, я не замечал у него никогда жажды власти. Не слышал ни слова грубого о нашем короле. Просто стража вдруг пришла и их схватили. Сказали, что за попытку мятежа.
Ну, вот, снова теряюсь среди отчаяния, злости и ненависти. Нужно взять себя в руки, нужно успокоиться. Если бы ещё знать, как успокоиться?.. Мятный отвар сегодня нисколько не помогает. Только греет тело. Отчего-то мне очень холодно.
Большими глотками опустошаю чашку и тихо ставлю на широкий стол. В день нашей первой встречи мне тоже было плохо, но я как-то сумел успокоиться.
Заглядываю в кувшин и вижу последние капельки отвара да дно.
– Прости, Кан, пока нет горячей воды, – тихо сказала Алина.