Песня чудовищ - стр. 11

«Или – что куда хуже – его прислали отцовские враги. Стрейвинцы, к примеру. Не стоило идти с ним», – мрачно думал Ивлад.

– Моё имя ты слышал. Я – Вьюга. И нет, с царём я не знаком.

Ивлад сглотнул, наконец-то догадавшись.

Дурное предчувствие о Стрейвине не обмануло. Любой из стрейвинских колдунов принадлежит к штормовым, огненным, вьюжным или зверословам. Иные могут совмещать свои умения, развивая силы. Но из тех, кто пошёл по пути единственной силы, есть четверо самых могущественных, чьё колдовство выросло настолько, что почти поглотило человеческую сущность. Даже сами их имена – Шторм, Пламя, Вьюга и Зверь – говорят о том, что колдовского в них стало куда больше, чем человеческого. Ох, знал бы Ружан, что здесь, совсем рядом от Азобора, один из тех колдунов, кто забрал его покой в том сражении…

– Тогда чего тебе от меня нужно?

Вьюга слегка улыбнулся, и его лицо словно оттаяло. Он указал Ивладу на кресло. Обивка была потёртой и пыльной на вид, но Нежатиной накидке и так досталось, поэтому Ивлад сел почти без колебаний.

– Если со мной что-то случится, – продолжил он, – отец отыщет тебя. И всему Стрейвину отзовётся царский гнев.

Вьюга вскинул руку:

– Я не пытаюсь запугать тебя, царевич. Стал бы я спасать тебя от тех выпивох? Нет, Ивлад, не в моих правилах сперва выручать, а затем предавать. Меня послала твоя сестра.

– Нежата?

Вьюга вскинул брови:

– Не знал, что у царя несколько дочерей.

Ивлад смутился, но не опустил глаза.

– Откуда ты её знаешь?

По лицу Вьюги пробежала тень удивления.

– Она не рассказывала тебе обо мне?

– Не рассказывала что?..

В памяти тут же всплыло всё, что шептали о Нежате служанки: Ивлад слышал обрывки их разговоров, когда проходил мимо, но девушки тут же замолкали и делали вид, что заняты делом.

«Царевна-то наша колдовать ходит».

«У царевичей сестрица – ведьмица».

«Ох, несдобровать, коли колдовство доберётся до царской семьи»…

Ивлада больно кольнуло: они с Нежатой с детства были ближе, чем со старшими братьями, проводили много времени вместе, играя во дворе, а став взрослее, могли подолгу разговаривать о ерунде и объедаться пастилой, скрывшись в царевниной светлице и отослав слуг. Ивлад, как и все, замечал за Нежатой, что её глаза загораются любопытством, стоит кому-то хоть заикнуться о колдовстве. В последний год у неё даже появились и тёмное зеркальце, и баночки с порошками, и шептала она порой что-то странное, непонятное. Ночами, бывало, даже сбегала на кладбище – Ивлад полагал, что на могилу матери. Выходит, скрывала что-то от младшего братца?

– Мы давно знакомы с Нежатой, – вздохнул Вьюга и устало потёр глаза. – Она… Мы… Лучше, конечно, если она сама тебе расскажет, Ивлад. В общем, Нежата попросила меня позаботиться о тебе в пути.

Ивлад вспыхнул:

– Вы с Нежатой – любовники?! Да Ружан и отец тебе голову снесут!

– Давай без этого, прошу. Я не говорил ничего такого, ты сам всё додумал.

– Я не нуждаюсь в покровительстве! – Ивлад вскочил и сжал кулаки. – Тем более – в покровительстве стрейвинца! Будь так добр, не отнимай более моего времени.

Пылая от возмущения и ужаса, он кинулся мимо Вьюги, едва не задев колдуна плечом, и выскочил во двор.

Солнце наконец-то лениво выползло из-за холмов, рассыпало серебро по округе. Иней сверкал на постройках, слепя глаза. Надев седло и подправив упряжь Нежатиного Звездочёта, Ивлад похлопал его по морде и вскочил на спину.