Песня Безумного Садовника - стр. 8

Он дал ей два, он дал ей три,

Он дал ей целых пять,

Хотя, готов держать пари,

Не нужно было брать.

Я мог ручаться головой,

Что слух до них дойдет;

Но этой вести роковой

Они не дали ход.

Всё то, что знаем мы о них,

Или они – о нас,

Пусть будет тайною троих,

Сокрытою для глаз!

Верный рыцарь

На склоне дня он вышел в путь,

Надев галоши и чуть-чуть

Хлебнув (чтобы развеять мрак!),

И к берегу направил шаг –

Туда, где в скалы бил прибой

И над прибрежною тропой

Виднелся замок на скале;

Там, с едкой думой на челе

Стоял он, вглядываясь вдаль,

Потом вздохнул; горизонталь

Из недр его исторгла стон,

И трижды содрогнулся он.

И наконец, устав стонать,

Он в город повернул опять.

Он шел, утратив жизни цель,

По узким, тесным, словно щель,

Пустынным улочкам кривым;

И старые дома над ним,

Клонились молча с двух сторон,

Шепча друг другу, как сквозь сон:

«Мы скоро встретимся». Вокруг

Несли укроп, везли сундук,

И кто-то, выйдя на балкон,

Вывешивал белье. Но он,

Шагал вперед, шагал вперед,

Как тот, кого никто не ждет.

И знали люди, глядя вслед,

Что этот рыцарь много лет

Любил волшебницу Шалот;

Но съел бедняжку кашалот.

Плач шотландца

Мы с ней хотели вместе плыть

В Шотландию из Бристоля.

Нас ожидавший пароход

Уже я видел издали.

Уже свернули мы вдвоем

На ту Морскую улочку,

Я только сбегать захотел

Купить в дорогу булочку;

С повидлом булочку одну

И булочку с корицею,

Да заодно уж бутерброд

С сосиской и с горчицею.

Я только раз его куснул,

И вдруг увидел издали,

Как мой прекрасный пароход

Отчаливает с пристани.

Напрасно я кричал, свистел,

Напрасно звал полицию,

Все, что досталось мне в удел –

Лишь булочка с корицею.

Так за минутку или две –

Простая арифметика –

Я потерял любовь свою

И стоимость билетика.

Так пел шотландский паренек

В порту английском Бристоле,

Укладываясь на ночь спать

На лавочке у пристани.

Под ивою плакучей

Несется свадебный кортеж,

Звонят колокола,

Гостям раздолье – пей да ешь,

Лишь Эллен в лес ушла.

Стоит, бледна, совсем одна,

И слез поток горючий

Погожим утром льет она

Под ивою плакучей.

– Мой Робин, помнишь тот апрель?

Ведь ты любил меня,

Но тут явилась Изабель,

Красой своей дразня.

О, эти дни – теперь они

Как солнышко за тучей –

Когда весной ты был со мной

Под ивою плакучей!

Ах, ивушка, дождись весны,

Пусть я не доживу, —

Взамен осенней седины

Оденься ты в листву.

А я, любовь свою тая,

До смерти неминучей

Не покажусь, душа моя,

Под ивою плакучей.

Когда же смерть придет за мной,

Позволь под камнем лечь

В твоей тени, как в оны дни,

На месте наших встреч.

Пусть он прочтет, на письмена

Слезою капнув жгучей:

«Любовь твоя погребена

Под ивою плакучей».

Мечта и явь

Я представлял ее в мечтах:

Мила, свежа, юна;

Но в зрелой, так сказать, красе

Предстала мне она.

Мне снился локон золотой,

Лучистый синий взгляд;

Но оказался локон рыж,

Взор малость мутноват.

Я думал: на ее щеках

Цветет румянец роз;

Но я имел в виду, пардон,

Лишь щеки, а не нос!

Я нежный ротик рисовал

И ямочку под ним;

Кто знал, что подбородочек

Окажется тройным?

С утра уже я получил

Два славных тумака;

А ручка у нее, скажу,

Не так чтобы легка.

О прочих прелестях молчу,

Их столько – просто жуть;

О большем и мечтать нельзя –

Убавить бы чуть-чуть.

Ее походка легче гор,

А смех звенит в ушах

Нежней, чем лягушачий хор

В болотных камышах.

Она одна – моя любовь,

Земное божество:

В ней всё, о чем я мог мечтать, —