Песни китов - стр. 33
Собравшийся в библиотеку Женька был замечен одним из дворовой урлы.
– Эй! – крикнули. – Куда намылился? В сортир? Вон сколько подтирки прихватил!
Сжав под мышкой стопку книжек, он ускорил шаг, но отвязаться не удалось.
– Иди-ка сюда, салабон… – поманил пальцем Зема.
Когда Женька приблизился, его смерили взглядом.
– Ну что? Отсиделся за мамкиной спиной? Пацаны махались, пики в бок получали, а ты книжки читал? Нехорошо… Может, на перемирие сходишь? Махаться не любишь, но портвешка-то тяпнешь за мир и дружбу?
– Слабо ему тяпнуть… – зазвучали реплики. – Забздит пойти даже на перемирие…
Во взглядах читались насмешка и презрение. Один из парней зашел за спину, и Женька понял: либо он получит унизительный пендель, либо стоящий сзади опустится на четвереньки, а спереди его толкнут. В любом случае позора не избежать, а ведь за ним, возможно, с балкона наблюдает Лорка…
– Почему же слабо? – пожал он плечами. – Спокойно могу сходить. А на махаловках ваших я не был, потому что в лагерь отправили.
– Ах, вот что… Причина уважительная. Ладно, тогда идем с нами!
Зема подмигнул кому-то из урлы и, указав на Женьку, щелкнул себя по горлу. Ответом была понимающая ухмылка, но Женька, уже жалевший о своем согласии, этого не заметил.
Опушку заполняла молодежь из враждующих районов, причем особое бурление наблюдалось возле ведер с разливухой. К ведрам на цепочках были прифигачены эмалированные кружки, из них и пили дешевый портвейн. Напротив друг друга вставали попарно представитель Нового городка и парень с кладбища: они опрокидывали по кружке, братски обнимались и уступали место следующим. Кто-то, приложившись раз-другой-третий, уже пошатывался, но менты, что прохаживались по периметру опушки, бездействовали.
– Гля, а эти чё тут делают?! – зубоскалили пришедшие. – Охраняют нас, что ли?
– Договорились с ментами… – снисходительно пояснял Зема. – Мы не бузим, они нас не трогают. Ладно, я к старикам, а вы давайте бухните за мировую.
С этими словами он направился к кустам, где, доставая из ящика марочное вино, разговлялись блатные авторитеты. А Женьку уже тянул к ведру некто белобрысый, с наколкой «СЛОН» на предплечье.
– Давай-давай сюда… Эй, расступись! Основняк идет, за мир и дружбу пить будет!
Парень был из чужого двора, по всему видно, наглый, только ослушаться незнакомца не представлялось возможным. Сколько Женька выпил в своей жизни? Пару раз от силы, и то шампанского, а тут портвейн, да еще огромными кружками…
– Стань тут. Кто с кладбища? Ты? Подходи!
Белобрысый командовал, подгонял, и Женька, давясь, влил в себя вонючее пойло. Он хотел было обняться с парнем из другого лагеря, как другие, но ему зачерпнули вторую кружку.
– Потом целоваться будешь, а пока пей! Как не хочешь?! Ты основняк или нет?! Тогда давай пей – вот с этим! Братан, бухни с ним, он у нас в авторитете, ага, видишь, сколько книжек прочитал?
Из стопки, что Женька по-прежнему держал под мышкой, одна книжка вдруг выскользнула, за ней посыпались остальные.
– Да ладно, потом соберешь! Ну, опрокинул! Во-от, молодца… Теперь рукавом занюхай и пошли отдыхать.
Женька наклонился за книжками трезвый, а выпрямился уже пьяный. Ведра, силуэты парней, кусты двигались по кругу, вроде как устраивая хоровод. Наконец перед глазами мелькнуло знакомое «СЛОН», и Женька двинулся вслед за обладателем наколки. Когда присели на траву, он ткнул в синие буквы: