Песни бегущей воды. Роман - стр. 9
Джаркын корил жену за дочерей, сына ждал. Не дождался. Как выросли девочки, вошли в свою пору, отдали их, как и ее когда-то, и остались они с мужем одни. Поставили свою старую юрту на берегу озера, неподалеку от шумной реки, что стекала в него с гор, да так и стали жить здесь. Перестали кочевать. Уходил Джаркын в горы, то на охоту, то травы накосить, но недолго там оставался. Пасти им особо некого – козу да несколько овец, что за девочек дали, и в окрестностях реки прокормить можно – невелика отара! Конь старый был. Но помер в прошлом году, время пришло. Без коня трудно. Джаркын совсем сник. А на что его выменяешь? Эх, были бы сыновья, все было бы у них по-другому! И ей помощь была бы: это дочери уходят в чужую юрту, а сыновья невесток приводят! И сами отцу в помощь.
Джаркын во сне чмокает, есть, небось, хочет. Два дня не ест. Хорошо, хоть молока выпил. Щеки порозовели. Рука Айтулин легла на лоб мужа. Не горит… Неужто камень жар забрал? Ох и чудеса! Айтулин решила оставить подарок Тенгри на груди мужа. Укрыла его только потеплей. Посидела еще, послушала, как он дышит. Тихо дышит, не хрипит. Пусть спит! Надо поесть приготовить. Проснется голодный! Мясо сушеное еще осталось, ячмень есть, молоко заквасила вчера, надо процедить, курт4 навалять, с супом в самый раз будет!
Айтулин привстала на плохо гнущихся ногах. Руками себе помогла, да задела мешок с сокровищами. И такая радость ее вновь обуяла! Вот их спасение! Теперь и конь у них будет, и какого бродягу наймут в помощники, и юрту обновят – совсем кошма5 прохудилась! Расплылось лицо старухи в улыбке! Вновь захотелось посмотреть камни. Она взяла мешок и вышла с ним из юрты.
Солнце ярко светило над головой. Озеро разогнало облака, и теперь они белым пухом лежали на хребтах гор. Не сразу различишь, где облако, а где снежная шапка!
Айтулин стянула сушившуюся кошму на землю и уселась на ней, скрестив ноги. Мешок, украшенный цветами из красной шерсти, кое-где побитый молью, грел пальцы. Айтулин не выпускала его из рук, наслаждаясь предвкушением зрелища. Но вот нетерпение достигло своего предела, и она расправила старый войлок, разгладила смятый край и, приподняв за нижний угол, тряхнула мешок. Камни, обгоняя друг друга, высыпались на кошму.
– Ай, ай, ай, – довольно запричитала старуха, покачиваясь из стороны в сторону.
Других слов, кроме короткого восклицания, у нее не нашлось, чтобы выразить восхищение и то довольство, которое она ощущала. В животе приятно щекотало, как в былые годы, когда Джаркын запускал руку под платье, а в груди замирало сердце, ожидая то ли радости, то ли беды.
Не так много сокровищ успел забрать муж из сундука, но и горка величиной с черепаху радовала глаз. Айтулин зачерпнула камней, как воды в ручье. Каплей упала жемчужина, проскользнул между пальцами лазуритовый кабошон, скатился с ладони полупрозрачный агат… Женщина поднесла ладонь к глазам поближе, почти под нос, и зацокала языком.
– Ай, ай, ай…
Трясущиеся, скрюченные пальцы пробежались по камням. Приятным холодком отозвались сокровища. Айтулин сжала подушечками пальцев краснеющий сердолик, подняла, снова зацокала языком. Воображение старой женщины рисовало украшение, в котором этот камушек станет центральным, главным! Повиснет на груди серебряный бойтумар, на тонких цепочках будут позванивать, сталкиваясь друг с другом, зерна гранатов, бирюзовые вкрапления высветят красный сердолик…