Песни бегущей воды. Роман - стр. 19
Возвращаться оказалось труднее. Ноги скользили по мокрой земле. Пришлось одной рукой держать на своем загривке охапку хвороста, а другой цепляться за ветки, чтобы не улететь камнем вниз.
У ручья Джаркын решил отдохнуть. Присел на валун, подставил лицо солнцу. Радужные круги заплясали перед внутренним взором и, в одно мгновение собравшись вместе, предстали красно-желтой лягушкой.
– Напоминаешь о себе, – пробурчал старик под нос, засунул руку за пазуху, нащупал гладкий камень и достал свою неизменную спутницу. – Погрейся тоже или окунуть тебя?
Лягушка молчала, впитывая солнечные лучи в разноцветное тело. Они проходили многослойный агат насквозь, и он сиял изнутри, создавая иллюзию жизни. Полюбовавшись на свою драгоценность, Джаркын смочил лягушку водой из ручья, вытер о полу халата и снова спрятал. Новые мысли осенили старую голову, пока он возвращался к стойбищу. А что, если он пришел туда, куда звала его дорога? А что, если здесь он обретет дом, станет нужным людям и никуда больше идти не надо? Джаркын думал и прислушивался к себе: нет ли какого знака, что это так? Молчит лягушка. Молчит его разум, только сердце жаждет тепла и домашнего уюта – пусть пока чужого, от которого ночью хотелось уйти, а теперь нет – не хочется. «Будь как будет!» – решил Джаркын, поднял свою ношу и поспешил к юрте.
За ней вился дымок. «Ох, попадет мне, замешкался! Хозяйка, небось, сама дров набрала, пока я по горам карабкался». Так и вышло. Молодуха встретила недовольно, только головой кивнула, куда дрова сложить. Джаркын увидел облизанные водой толстые ветки и разломанные бревна, какие река выкидывает, наигравшись. Сложил свою охапку и обошел юрту, решив пока не мозолить глаза рассерженной женщине.
У входа, на одеялах, разложенных по кошме, полулежала другая женщина – старая и немощная. Она едва повернула голову, услышав подходящего. Джаркын подумал, что ей так тяжело от громоздкого головного убора, что белоснежной шапкой венчал ее голову. Но женщины ее возраста привычно носили элечек. Без него ни одна не выйдет из юрты, тем более, когда гость в стойбище. Мутные глаза женщины смотрели сквозь, будто не видя. Но она похлопала ладонью по кошме, приглашая присесть, и Джаркын понял, что видит она его, и знает, что пришел он вчера.
– Здравствуй, мать, – поздоровался он и присел, скрестив ноги перед собой.
Женщина молча кивнула. Сзади прошла Бермет, на ходу предупредив, что больна свекровь, не разговаривает, не ходит, как второго сына потеряла.
Джаркын увидел, как при этих словах лицо матери потускнело. И было оно отмечено страданием, а теперь горе совсем опустило уголки бесцветных губ, потушило оживший было взгляд. Белая ткань элечека еще больше подчеркивала темноту лица женщины. Казалось, нет в нем ни кровиночки, даже щеки опустились, иссохнув от горя. Джаркын вспомнил свою Айтулин. Хоть и страшна стала она в старости – вся в морщинах, но живость в лице ее была. А у этой не лицо – маска! И не расспросишь, как так случилось, что двух сыновей лишилась.
Все больше загадок появлялось в этой семье! И живут отшельниками, да и странно как-то живут. «Не мое дело», – подумал Джаркын, а чтобы не молчать, стал рассказывать, откуда он пришел, не сказал только о дарах озера, боясь поделиться тем, какое сокровище носит с собой.