Песнь призраков и руин - стр. 28
– …Очередное торжество?
Лицо Пустельги заволокла тень чувства, которому принцесса не смогла бы подобрать название, и ей показалось, что даже растения вокруг в немом трепете протянули свои стебли и листья к выросшей фигуре ее матери. Встав, правительница провела рукой по борту фонтана и, добравшись до небольшого углубления на нем с изображением алахарийского грифона, вжала в него кольцо.
– Вопреки всему стоим и не гнемся!
Каменные плиты из-под ног Карины вдруг скользнули в глубь фонтана, открыв каменную лестницу, ведущую под землю.
– Что это за…
Но мать уже устремилась по ступеням вниз, и Карина последовала за ней в темноту. Проход оказался сложен из блоков песчаника, как и сам замок Ксар-Алахари, только грубее отшлифованных. От сильной влажности завитки Карининых серебристых волос как будто свились туже. Уши наполнились отдаленным ревом бурно текущей воды.
– Для чего Бабушка Баия основала Зиран? – вопросила Пустельга, снимая со стены факел, чтобы освещать дальнейший путь.
Для всего остального мира Баия Алахари была лишь персонажем древних легенд, а для них, прямых ее потомков, – непосредственным и близким членом семьи, поэтому они всегда называли ее вот так, по-родственному.
– Она желала свергнуть иго Кеннуанской империи и создать надежное убежище.
– Каким образом Бабушка Баия основала Зиран?
– Победила на поле брани фараона и Царя Без Лица… Ведь так?
Добравшись до подножия лестницы, Пустельга обернулась к Карине. Отблески факела, плясавшие на материнском лице, делали его каким-то чужим и неузнаваемым.
– Вот каким образом Бабушка Баия основала Зиран!
Правительница подняла факел. Перед ними засверкали тысячи частичек керамической плитки – стены были облицованы ими почти на два этажа в высоту. Рубиновой окраски птицы с раскрытыми в крике клювами и извивающиеся изумрудные змеи смешивались здесь с ломаными зубчатыми узорами и еще какими-то мудреными символами – подобных мотивов росписи Карина раньше никогда и нигде не встречала. Где-то на самом краю освещенного пятна от факела бурлил темный как смоль водный поток, исчезавший в еще более густом мраке.
– Где мы? – едва слышно выдохнула принцесса.
– В тайном Святилище Цариц.
Пустельга остановилась перед изображением мужчины в изысканном золотом головном уборе. На вытянутых руках мужчины покоились Солнце и Луна, а вокруг него располагались тринадцать коленопреклоненных фигур в масках и черных плащах.
– На протяжении тысячелетий фараоны Кеннуа правили Оджубаем и всеми, кто населял его. – Правительница говорила приглушенно, и все же голос ее разносился по Святилищу Цариц громко и властно, словно дрожь самой земли. – Они отвергли дары и благодать Великой Матери, возгордившись, яко боги среди смертных. И был любой царь пред фараоном, словно лужа перед океаном.
Карина придвинулась поближе к матери и жестом указала на фигуры в масках:
– А… эти – кто?
– Улраджи Тель-Ра – чародеи и колдуны. Они клялись в верности фараону как единственному своему богу.
– Настоящие колдуны? – переспросила принцесса, ожидая пояснений матери, что речь, мол, идет о некоей легенде, но та просто кивнула.
Всякий раз, заводя речь о Фараоновой войне, зиранцы сводили все к победе и триумфу Баии. Однако эти мозаики представляли всю страшную историю той эпохи, и каждый образ здесь, так или иначе, повествовал о насилиях, ужасах и резне. Слева от Карины открывалось поле, где под палящим солнцем трудились рабы. Справа – другое поле, залитое кровью после битвы, посреди которого стенала в слезах Баия. Лицо Короля Без Лица было повсюду специально выщерблено и стерто – навеки, перед взором вечности.