Песнь призрачного леса - стр. 8
Я готовлюсь ко сну, но чувствую себя все еще взвинченной и, можно сказать, даже на грани срыва. Все еще вихрем гуляет во мне музыкальный отрывок, услышанный перед ужином тогда, в роще. Все еще чувствую, как ду́хи настороженно прислушиваются к нему вместе со мной. Так я вряд ли смогу уснуть… Но нет, оказывается, вечерние переживания и перебранка все-таки порядком меня измотали. Свалившись на постель ровно в десять часов, от беспокойных мыслей переношусь сразу под сень шумящей тенистой рощи в поток знакомых сновидений.
Вот я лежу еще в своей старой двуспальной кровати, еще в старом – настоящем, родном – доме. В открытое окно врывается сырой осенний ветер. У меня даже ступни окоченели, но закрывать окно не хочется – ведь из рощи доносится голос папиной скрипки. Тихая, заунывная, неизвестная мне мелодия сливается с обычной музыкой ночной природы – наоборот, хорошо знакомой. Мотив грустный, но меня он успокаивает, умиротворяет, веки слипаются…
Вдруг дверь спальни со скрипом отворяется, и я резко пробуждаюсь (во сне). Наверное, просто призрак какой-то забрел, ничего особенного. Натягиваю стеганое одеяло повыше – сначала на грудь, потом чуть не до самого носа, – но тут слышу скрип половиц под шагами тяжелыми, ничуть не похожими на привычную, легкую и торопливую, поступь привидений. Поворачиваю голову к дверному проему – там стоит высокая темная фигура. Черт, лица не разглядеть – свет из коридора бьет сзади.
Сердце мое начинает бешено колотиться.
– Папа? – спрашиваю я, хотя тут же понимаю: это не папа, ведь его скрипка по-прежнему плачет в роще, и продолжаю гадать: – Джесс?
Нет. Силуэт для брата слишком длинный.
Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Я уже догадалась. Уже знаю, кто это там, в дверях.
Он молчит. Он вплывает в комнату бесшумно, как чернила растекаются по бумаге, он приближается к изголовью моей кровати, вот он уже надо мной и заглядывает мне прямо в лицо. Я гляжу на него снизу вверх – как случалось уже десятки раз раньше, – не в силах вымолвить ни слова, даже вздохнуть. У него нет лица. Он пустота. Он – ничто.
Рука тянется к моему горлу. Я понимаю: надо сопротивляться, надо кусаться, пинаться, царапаться, но тело не слушается, оно оцепенело. Конечности отяжелели, как гири, – не сдвинуть с места. Кончики пальцев чужака уже легонько пробегают по моей глотке, и только тут где-то внутри меня рождается крик. Он вырывается изо рта, прорезает тьму спальни и заставляет темную фигуру отдернуть темную руку.
А я все ору, ору, и вот я уже никакая не девочка, не человек, состою не из плоти и крови, а из одних только звука и страха, несущихся в ночи.
Чья-то теплая ладонь ложится на плечо и легонько трясет его.
– Шейди. Проснись. Открой глаза.
Я снова в трейлере, в нашем общем с Хани закутке, надо мной лицо брата. Напряжение во взгляде Джесса сменяется облегчением: я его узнала. Меня еще не отпустило – лежу как парализованная, однако могу оглядеть глазами помещение: не спряталась ли где фигура из теней?
– Ты так вопила, – сообщает Джесс. – Я думал, тебя душат прямо в постели.
– Так и было. – По лицу моему сбегает теплая слеза. Я отираю ее ладонью и понимаю, что снова могу двигаться. Сажусь на постели, вся разбитая, голова кружится. – А где Хани?
В кровати напротив моей ее нет.