Песнь красных песков - стр. 14
— Вы чужеземец, — хриплый голос прорезался сквозь громкие выкрики людей.
Ни поклонов, ни приветствий. Любопытно.
— Очевидно же, — я пожал плечами и осторожно выудил кинжал, но был остановлен неожиданно властным движением. Ладонь незнакомца легла на мое запястье, черный взор впился в меня остро и жадно.
Вырываться я не спешил, однако несколько безобидных зеленых искр сказали о многом. Мужчина вздрогнул, но смело остался на месте.
— Слуга смерти, — выдохнул он.
Ненавижу подобные прозвища.
— Наполовину, — сухо сказал я. — Моя основная стихия — ветер, вторая — некромантия.
— Тогда помоги. Прошу тебя!
Незнакомец рухнул на колени раньше, чем до меня дошел смысл слов. Схватившись за полы моего бурнуса, амрроканец почти лбом ударился о землю. Впервые я видел, чтобы кто-то из гордых жителей Маракеша вел себя подобным образом в беседе с чужеземцами. Они, конечно, щедро поили и кормили, но в глубине души все равно недолюбливали представителей колонизаторов, что заполонили их родину.
— Послушайте…
— Меня зовут Карим Мехди, местный хаджа: лечу хворь, спасаю жизни. Девушка, с которой вас застали, мне как дочь.
Вернулось скребущее чувство вины, противно растеклась по языку горечь и ткань бурнуса начала давить на шею, как в напоминание к бездействию. Я попытался отступить, однако уважаемый лекарь не отпустил. На коленях прополз по присыпанной песком мостовой.
— Ясмин совсем молода. Девочку забьют насмерть на потеху кровожадным шайтанам в угоду амбициям отца!
— Подождите, — бесполезно, Карим Мехди меня не слышал. Я заметил несколько блеснувших слез в уголках глаз, когда он поднял голову.
Так смотрели отцы, провожая сыновей в последний путь. Их дети не вернулись с фронта, и горечь утраты постепенно заполняла сердце. Точно так же на меня смотрела та, кого я звал матерью. В последний наш разговор леди Юна МакГиннес впервые в жизни расплакалась. Она прощалась навсегда, и больше мы не виделись.
Я скрипнул песком на зубах и медленно выпустил воздух.
— Умоляю, спасите Ясмин! Заберите с собой, увезите подальше, — закончил Карим, когда мне удалось вернуть равновесие в душе.
— Послушайте, хаджа, — выдавил я с трудом. — Понимаете, о чем вы просите? Чужака вмешаться в местные обычаи!
— Вы маг, они послушают. Трусливые ослы боятся носителей дара Мудреца.
Карим замотал головой.
— И потом куда? — прошипел я. — Дальше что? Вмешаюсь в суд, который инициирован без всякого соблюдения прав человека, полезу в драку с гулями и местной стражей, а потом? Нас дружно посадят в тюрьму, что грозит нарушением договора между странами. Любой аристократ в Маракеше — представитель короля и обязан следовать законам, не вмешиваясь в решения властей касательно местных жителей.
— Тогда женитесь на ней!
Моргнув, я замолчал и открыл рот. Почти как Али двадцать минут назад.
— Что? — захлебнулся словами, а хаджа Мехди поднялся и сурово сдвинул брови.
— Закон Кадиффа позволяет иностранцу жениться на местной девушке. Ее лишат всего: веры, имени, откупа. Семья полностью отрекается от отступницы, проклинает неверную до конца дней. Ясмин никогда не вернется в Маракеш, но хотя бы будет жить. Для каждого амрроканца это настоящий позор, подобный рабству.
— И вы сейчас серьезно настаиваете на таком решении проблемы? У вас нет нормальных судов?