Пески. Наследие джиннов - стр. 19
– Да уж… – Лезвие чуть царапнуло дёрнувшийся кадык, словно опасная бритва. – Я тебя не обижу.
– Я знаю, – буркнула я, постаравшись подпустить в голос угрозы, и занялась пробитым плечом, пытаясь нащупать пулю.
Ощутив кончик ножа в ране, чужак напрягся, но не издал ни звука. Я заметила у него на спине татуировку и легонько провела по ней кончиками пальцев. В ответ на прикосновение мышцы его затвердели, и по моей руке пробежала дрожь.
– Это чайка. Так назывался первый корабль, где я служил, – «Чернокрылая чайка». Идея мне в то время казалась удачной, – стал объяснять он, и птица зашевелилась в такт его словам.
– И что ты делал на том корабле?
– Что и все – ходил под парусом.
Мои пальцы ощутили его растущее волнение. Он глубоко вздохнул, и нарисованная птица будто бы взмахнула своими узкими длинными крыльями. Я смущённо отдёрнула руку, и дыхание его стало успокаиваться.
– Похоже, мышцы плеча не порваны, – вынесла я вердикт, подвигав кончиком ножа. – Теперь не шевелись!
Я упёрлась локтями в бока раненого. Он тяжело задышал, татуировка с компасом у другого плеча мерно двигалась вверх-вниз. Наконец пуля выпала и покатилась по полу, плеснула кровь, и я проворно зажала отверстие скомканным лоскутом рубашки.
– Сейчас наложу швы…
– Да ну, и так буду хорош.
– А со швами – ещё лучше.
Он хохотнул, превозмогая боль.
– Ты училась хирургии?
– Нет, – покачала я головой, обрабатывая настойкой края раны. Затем достала с полки моток грубых желтоватых ниток и иглу. – Просто трудно жить здесь и не пообщаться с несколькими десятками словивших пулю.
– Да здесь и всех жителей ненамного больше.
– Вот именно! – кивнула я и ощутила его улыбку, хоть и не видела лица.
Игла проткнула кожу, раненый зашипел и царапнул ногтями пол. У меня на языке вертелся вопрос, и я не выдержала:
– Как ты мог изменить султану, если сам не мираджиец?
– Я родился здесь, – ответил он, помолчав.
– Что-то непохоже. – Кому и как мог изменить наёмный шпион, я спрашивать не решилась. Захочет – сам расскажет.
– Не совсем здесь… В Измане. – Упоминание о столице заставило меня вздрогнуть: слишком близка была вчера заветная мечта. – Моя мать была родом из страны под названием Сичань, там я и вырос.
– Какая она, эта Сичань?
Чужак снова помолчал.
– Как объяснить, если ты никогда не видела дождя? – начал он наконец. – Представь, что с неба то и дело льётся вода, а воздух всегда душный от влаги и мокрая одежда липнет к телу. – Мои руки лежали на его обнажённых плечах, которые вздымались в такт тяжёлому дыханию. – Здесь вокруг один сухой песок, а там везде зелень и вода. Бамбук растёт так быстро и мощно, что опрокидывает дома, даже городские… Как будто старается вернуть себе свою землю… Из-за духоты женщины ходят с бумажными веерами, такими яркими и красочными – глаза разбегаются. Мы прыгали в море прямо в одежде, чтобы спастись от жары, но повсюду было столько кораблей, что свободное место трудно найти. Корабли приходят со всего мира: альбийские с резными обнажёнными наядами на бортах, свейские с укрытиями от холода… А сичаньские похожи на драконов и сделаны целиком из одного ствола дерева. Деревья там бывают выше, чем башни в Измане.
– Если там такие чудеса, то что ты делаешь здесь, у нас? – вздохнула я. – Не скажешь?
– Нет… – Он поморщился от нового укола иглы. – А ты вряд ли расскажешь, что тебя заставило соврать доблестному тысячнику Нагибу аль-Оману.