Пешком и проездом. Петербургские хроники - стр. 17

– Я хочу есть! Дайте мне есть!

Человек отошел от хлеба и заметался по залу. Помелькав какое-то время, он решительно взялся за стул и подсел к какому-то мужчине, который кушал суп.

– Ну, всё, – сказал человек и грубо придвинул к себе чужое второе.

Мужчина продолжал есть, не глядя на соседа. Но, едва тот вонзил вилку в это второе чужое, аккуратно отложил ложку и с видимым облегчением встал. Он молча схватил несостоявшегося едока за пальто, поволок к двери и вышвырнул в мир, наружу, где тот заблудился навсегда.

Но что-то же в нем кипело! Он что-то знал. И не сумел объяснить.

Пошел я на Масленицу. Взял дочку и отправился в Парк имени 30-летия ВЛКСМ, чучело жечь.

Я вынужден был признать, что в эфире нечто разливается. Что-то я не припомню таких гуляний. Такой, можно сказать, массовой народной потехи. Раньше бывало потише.

Там и радостей-то было немного: горка, карусели, ларек с блинами, какой-то опасный мед из бочонка, лошадка, блаженный концерт, санки. Нет, вру: получилось много, но только никуда не пробиться. За блинами стоять надо час. За каруселями – два. За лошадкой – полчаса. Вот мы за ней и постояли. Покатались.

Но дело не в этом: все вокруг было пропитано какой-то угрюмой и вместе с тем ожесточенно-праздничной атмосферой.

Жутковатые массовики затеяли кулачные бои. Образовались стихийные ринги, не протолкнуться. Для самых маленьких – отдельный аттракцион: кто первым сорвет с другого шапку. Пообещали в мегафон, что будет стенка на стенку, но мы уж не пошли, потому что крики раздавались слишком страшные.

Рядом торговали славянской литературой про языческих богов и рецепты, как печь блины, плюс сказки онежских жителей, лесных и речных.

Ходили какие-то всё, непонятно, кто.

Не поймешь, что такое вышагивает – то ли матрешка, то ли блин переодетый, то ли наложница бога Перуна. Круговорот пива. Повсюду колышется странное раздражение, непонятная недоделанность – вроде как все замечательно: и горка есть, и карусели хорошие, и опять же лошадка, но как-то оно зыбко, хочется большего, тучи над городом стали, в воздухе пахнет грозой. Да и погода неплохая: солнышко там, завтра выходной, а все-таки пробирает ветром.

Короче говоря, сильно сложный конгломерат: Прощеное Воскресенье, Жертвенное Чучело, 8 марта, милиции много, шашлычок горит, все черно-белое. И чувствуется, что черным на белом эти события по нраву, разве что маловато будет, тоскливый азарт в глазах, ненатуральный хохот с прогибом кзади, руки чешутся. В башке – сплошное укрепление вертикали, готовность номер один.

Само по себе Караоке – дело, находящееся за гранью добра и зла. Владимир Ильич ошибался, когда называл кино самым важным искусством. Конечно, Караоке тогда еще не было, но гений на то и гений, чтобы все предусмотреть.

Я, например, считаю, что глупо и расточительно ограничивать Караоке музыкально-песенными опытами. Надо это занятие как-то присобачить к тому же кино. Пусть народ кроит сериалы «Остановка по требованию» и «Вечный зов» по своему вкусу. Глаша и Коля пусть поженятся, а Прохор с Демидом пусть исправятся. Или к книгам: специальные выпускать, с пробелами. Берешь Дашкову-Бушкову и пишешь главными героями всех знакомых. Автором – себя. Я бы и конституции такие шлепал, и думские законы, пускай продаются в ларьке. Куда интереснее и полезнее сканворда.