Размер шрифта
-
+

Пещера - стр. 4

– Ты где?

– Мало мы были в этом году в ущелье. Нужно постараться зимой почаще ездить.

– Постарайся.

– Хочешь прочитать интервью?

– Давай, может, прочту. Да ты мне уже все рассказал. Что-нибудь новое?

– Да нет, ничего нового. Уже не так философствует, как прежде. Помнишь: о перерождении, обновлении души и организма? Помудрел. Только продолжает ходить. Теперь всегда один, даже без поддержки. Новая мода у них пошла. Представляешь, совершенно один в целом ущелье?

– Кому как нравится.

– Сын маленький, молодая жена, а его не оторвать от гор. Теперь, говорит, самый смак. Не для славы, не для острых ощущений, не из-за природы. А для того, чтобы просто быть там. Один из самых изысканных способов ухода от жизни.

– Пусть ходит, если нравится.

– Да. Ему нравится. И мне бы, наверно, понравилось.

Павел отклонился на спинку стула и затих, прислушиваясь к шуму кухни и улицы. На лице появилось выражение, которое никогда не нравилось Марии, беспокоило ее. Она, разумеется, не высказывала свое беспокойство вслух.

– Но нам ничего не остается, как стараться преуспеть в нашей жизни ниже облаков. Это задача посложнее, правда, солнышко?

Солнышко посмотрело на своего мужа и ничего не ответило, чем его совершенно не удивило.

– Как нам с тобой быть счастливыми? Какие есть. Здесь, сейчас?

В глазах Марии опять проявилась хорошо знакомая ему непроницаемость. Было время, когда он был уверен, что за этой непроницаемостью почти ничего нет. Неразвитость мысли. Медленно, очень медленно зарождалось в нем чувство, что, напротив, там очень много есть всего, что там совершенно незнакомый, неизвестный ему мир. Осознав это, он постепенно стал учиться уважать этот мир, совсем его не понимая, не уверенный порой, что не выдумал его, но уверенный почему-то, что в нем все гораздо понятней и проще, чем в его. И естественней. Появившись в первый раз, эта уверенность принесла ему неожиданную и окрыляющую надежду. Возможен другого рода порядок, другая логика, другая нелогичность. Возможен другой мир. Это, пожалуй, было одним из самых больших открытий его жизни. Появилась надежда на спасение. Потому что в его собственном мире с некоторых пор прочно поселилась безрадостность.

– Тоже продать дьяволу душу?

Он решил не развивать эту тему дальше, не уверенный, что знает как.

– Он скоро должен вернуться. Нужно позвонить Томе, узнать. Павел поднялся, обнял и поцеловал жену.

– А где он сейчас?

– В экспедиции. На Северном полюсе, кажется.

* * *

Картинки этого участка предвершинного взлета запечатлены только в памяти восходителей. В памяти нескольких сот побывавших здесь людей. Многих из них уже давно нет в живых. Участок не видно со стороны базового лагеря, прячущегося у основания северного ледника вершины. Не видно его ни с восточной, ни с западной, ни с южной сторон. Так утверждают знающие люди. Среди наблюдателей, тревожного племени, он известен под названием Черная Дыра. Большинство из них молчаливо мирится с тем, что, достигнув этого места, маленькие темные точки на белом фоне льда и снега, точки, которые, кажется, уже почти на вершине, должны хотя бы на короткое время исчезнуть из вида. С железной необходимостью. Самые беспокойные из наблюдателей спрашивают иногда у людей наверху, можно ли обойти этот участок слева или справа? Можно ли под него подрыться? И получают всегда один и тот же ответ.

Страница 4