Пещера - стр. 27

Вика не сомневалась, что шкатулка стоит дорого, ей не по карману, но все-таки спросила не без робости:

– Почем это?

Дядька прищурился:

– Тыщу дашь?

И Вика поняла – это ее вещь. Она давно взяла себе за правило: если ей отдают что-то за цену, гораздо ниже подлинной – надо брать. Значит. Сама судьбу хочет, чтобы владеть этим предметом стала она.

Девушка отдала тысячу, поняла, что розы на этот раз ей улыбнулись и помахали ручкой – или, вернее сказать, веточкой, но все же она уходила домой, неся клад. Тот, кто вырезал узор на шкатулке, вложил в это много сил. Бывают такие вещи – словно одушевленные. И эта – из их числа.

С практической точки зрения – шкатулка была ни к селу, ни к городу. Слишком мала, чтобы хранить, в ней, например, ключи. И слишком дорого выглядела для дешевой бижутерии Вики. Вот разве что брошка…

Дома Вика достала брошь, полюбовалась игрой красных камней – оттенок у них был немного зловещий – и положила украшение в шкатулку. Они подошли друг к другу как нельзя лучше.

Отец пришел только к вечеру – он работал и в выходные. На кухне, под крышкой ждал их с Викой ужин – еще теплая шаурма. А девушка лежала у себя в комнате – на диване. На животе, обложившись книгами, готовилась к завтрашнему семинару.

Перед тем, как помыть руки, отец заглянул к ней:

– А где же розы?

Он помнил все мелочи из ее жизни. Естественно, и сейчас он ожидал увидеть в палисаднике только что посаженные кустики.

Вика легко поднялась, открыла шкаф, поставила на ладонь шкатулку и поднесла ее отцу:

– Вот. Не удержалась.

Она поворачивала свою покупку то так, то эдак, и не сразу бросила взгляд на отца. А, когда, наконец, посмотрела, чтобы оценить впечатление, то чуть не уронила вещицу.

– Ты совсем белый! Тебе плохо? Сердце?

Несколько раз на памяти Вики отец жаловался на колющую боль в боку. А когда она хотела вызвать «скорую помощь», просил:

– Давай подождем немного, вдруг пройдет…

И через некоторое время боль отступала. Андрей знал, насколько дочь боится остаться одна. Ведь у них не было никого, кроме друг друга. Но сейчас он забыл обо всем.

Он даже не сказал «дай» – просто выхватил шкатулку из рук вики. Перевернул ее. И нажал на выпуклость, которую Вика – если бы и обратила на нее внимание, сочла бы деталью узора. И тогда – девушка глазам своим не поверила. Дно шкатулки оказалось еще одной крышкой, которая, повинуясь какому-то тайному механизму, чуть приоткрылась. А когда отец откинул ее – оба увидели маленький пожелтевший листок бумаги. Сложенный в несколько раз. Вика не успела и глазом моргнуть – отец развернул его, девушка и представить не могла, что грубые пальцы могут действовать так быстро и при этом бережно. Будто отец допускал, что листок может рассыпаться у него в руках.

Вика сунулась из-за его плеча. И оба увидели, что на листке изображен – примитивно, но вполне узнаваемо – шатер цирка. А внизу, косым, летящим почерком написаны цифры – дата. И такая ж летящая подпись.

– Ты понимаешь, что это значит? – мужчина поднял на Вику глаза.

Девушка недоумевающе повела плечами и чуть улыбнулась – нет, мол…

– Это значит, что четыре года назад твоя мать была еще жива.

**

– И вообще – это, по-моему, самое страшное место на земле, – убежденно сказала Рита.

Они лежали головами друг к другу в своем заветном месте, там, где их не так-то легко было бы обнаружить. Здесь протекал ручей с чистой прозрачной водой, но дети гордо называли этот ручеек рекой. Со всех сторон рос лес, и берега ручья были довольно обрывисты. Вот только тут образовалось что-то вроде углубления. Старое дерево еще удерживалось на краю, но корни его уже обнажились. И меж них дети устроили себе убежище, что-то вроде шалаша или пещеры – кому как нравится.