Пещера - стр. 2
Но когда заиграли вальс, и Маша вновь хотела ускользнуть в свой тихий уголок и сделаться незаметной, оказалось, что этот человек стоит перед ней и приглашает ее на танец!
Первое, что она готова была сказать:
– Нет-нет, я не танцую, я не умею…
Но рядом была Наталья Николаевна, которая мучилась с ними целых полгода, и Маша не посмела публично расписаться, что так ничему и не выучилась. И еще она хотела сказать своему кавалеру, что он намучается с ней, что она деревянная, и отдавит ему все ноги и вообще…
Но у него были такие сильные руки, и он так уверенно и просто вёл ее, безо всяких этих выкрутасов – типа «кружитесь дамы», что танец показался Маше настолько естественным, будто она выучила его с детства. Ей даже глаза хотелось прикрыть от облегчения – она могла танцевать с ним и с закрытыми глазами.
Это потом уже они выяснят, что оба – из одного города, и даже из соседних дворов, и окончили одну школу. И попытаются припомнить друг друга. Она вроде бы видела его вместе с другими мальчишками на пруду с удочкой, а он – кажется – запомнил ее с девочками на качелях. Или – прыгающей через скакалку. А может – в «классики». Были ли те качели и скакалка – это совершенно неважно.
А вот то, что он будет ждать ее, пока она окончит институт… И то, что среди однокурсниц со всеми их влюбленностями и романами, она знала, что изо всех шести миллиардов – или сколько там людей на Земле – она нашла того единственного, что ей предназначен. Вот это только и имело значение.
Она уехала к нему на следующий день после того, как получила диплом. В небольшой серый город, на три четверти деревянный, где не было ни театра, ни музей, а то самое училище являлось главной достопримечательностью.
Через год у них родился сын. Евгений мечтал о дочке, которая будет похожа на его жену – «две Мурки». Когда на свет появился мальчик, акушерка, принимавшая его, вздохнула:
– Ну вот, еще одна одинокая женщина…
– Что? – не поняла Маша.
– Вырастет твой сын и заберет его другая. Жена. А ты останешься одна. Так что давай, приходи еще за дочкой.
Но за дочкой Маша прийти не успела. Евгений погиб. Нелепо. Если смерть может быть такой. Новичок-шофер, из его же, военных, из училища, неловко сдал на своем грузовике назад, и прижал Женю к стене.
Его еще успели отвезти в больницу. Но шла какая-то плановая операция, никто из хирургов освободиться не смог, а медсестры – много ли могут сделать? Врачи подошли, когда все уже было кончено. Впрочем, они говорили, что шансов не было с самого начала.
Завешивая зеркала в доме, Маша взглянула на себя в зеркало, и подумала, что Женя оставил седину ей в наследство. Теперь у нее были такие же волосы, как у него.
И еще ей было жаль, что в свое время Женька не позволил назвать сына в его честь. Звучало бы в доме родное имя. А может быть, и к лучшему, потому что говорят – нельзя, чтобы в семье двое носили одно и то же имя. Один уйдет. Если бы было два Женьки, она бы себя сейчас винила – накликала. Судьба его отца – не погиб не небе, но погиб на земле. Пусть у Антона доля будет иной.
Маша воспитывала сына, как и прочие матери-одиночки. Тяжело, но каждое утро откуда-то отыскиваются силы, чтобы прожить еще один день. Для себя она решила, что у нее больше никогда никого не будет – это просто невозможно.