Первый после Бога - стр. 17
Мужик только и успел хавальник разинуть пошире. Для мата. А вот ругнуться уже не успел. Разулыбался во всю пасть и глаза его, дотоле преисполненные отчаянием, болью, страхом и ненавистью, – залил свет.
А заведующий дальше пошёл, без единой вообще эмоции. Позабыв и про мужика и про меня. Так что пришлось мне в тот день за ним ещё погонять.
Грязненький пьяница, шепча благодарности как водится боженьке, поковылял на выход. Может, домой. Может, к ларьку пивному. Плечо-то ему вправили. Сам заведующий, отменный широко известный специалист. Ханыге это, что правда, всё равно было.
Медведь-заведующий отличным мужиком оказался, к слову. Работать под его началом было огромным удовольствием. Он меня многому научил. Замечательный был человек. Как все со «скверными» характерами.
Ангел
Когда деревья были выше, и шприцы не были одноразовыми, в погоне за материальными благами устроилась я санитаркой в ургентный оперблок крупного отделения травматологии огромной больницы.
И вот в одно прекрасное утро, в ряду других прекрасных утр, мою законную тележку санитарки прихватила диет-сестра для своих нужд. А мне смену надо завершить и сдать. Сутки выдались безумные. Жара адская. И вот тащусь я по больничному двору, без тележки, сгибаясь под тяжестью ноши. Даже нош: за одним плечом у меня мешок с биксами, за другим – мешок с ампутированной ногой.
«А мне семнаааадцать лееет».
И сил нет уже никаких. Потому что я – хрупкая блондинка! Натуральная! Потому что я принцесса, а не полицейский! И не бурлак. И не грузчик!
И села я на клумбу, мешки сбросив. И зарыдала. Потому что долбанутая на всю голову! Кому и что ты доказываешь, принцесса?! Кому нужен весь этот самостоятельный героизм?! Ну ладно, маме-папе хочется показать, какая ты независимая. Но зачем же дядям, которые готовы оплачивать твоё безбедное существование? Пока другие хрупкие блондинки сражаются за спонсоров, ты тащишь по больничному двору в адскую жару два мешка заплечных. В одном гора биксов с металлическими инструментами и шприцами стеклянными, в другом – нога человечья, ампутированная!
И подходит тут ко мне сантехник-завхоз, он же – ответственный за всё. Бухой уже с утра пораньше. Мы из-за него весь спирт закрашивали синькой, зелёнкой и марганцовкой. Но никакие синьки-зелёнки не мешали ему протирочного спирта выпить. Ургентность! – кто уследит? И потом, несмотря на свой термоядерный неизбывный алкоголизм, был он человеком добрым, ответственным, а что важнее – незаменимым на ряде позиций. Так что протирочного спирта мы ему не особо жалели. Он без протирочного спирта и существовать уже не мог, честно говоря. Протирочный спирт уже прочно был встроен в его биохимию, посерьёзней молекулы воды у прочих.
Подходит он ко мне, и срывает с этой же клумбы чахлый цветочек. И преподносит. Торжественно преподносит, будто белый офицер барышне, а не совковый сантехник санитарке. И говорит прочувствованно-прочувствованно:
– Такие девочки не должны плакать! Никакие не должны! Но жизнь такая сука!
Взвалил на себя два мешка моих. Легонечко так. Так что даже не взвалил, а будто взлетели они сами по себе, двумя белыми крылами за его спиной легли, будто родился он с ними, с крыльями этими, для меня тяжкими, а для него – естественной незаменимой частью анатомии, физиологии и судьбы. И в ЦСО