Первый парень на "горшке" - стр. 30
- Ну, всё! Капец тебе!
С новой силой и гораздо быстрее пробежался по ее ребрам пальцами. Не сразу сообразил, что короткая белая футболка на ней уже давно безбожно задрана, а сама она лежит на спине подо мной и извивается змеей в приступе смеха.
- Всё! Хватит! – резко выпуталась она, смеясь, когда я подзавис на моменте касания со спортивным топом под футболкой. – Слышишь? – отвлекла меня Гусыня от странных, нафиг мне не нужных, мыслей. – Тихо стало. Идём.
Коротко кивнув в сторону забора, девчонка резво перелезла через него и прихватила с собой тканевую сумку, в которой нам предстояло унести немного картошки.
Полез за ней.
- Давай эту, - шепнула Гусыня. Расправила сумку, достала из нее перчатки, сорвала охерительно большой пучок какой-то зелени и начала копать, как собака, которая нашла идеальное место для туалета.
- А нельзя было, зная, что будете жарить на костре картошку, дома её взять? – шептал я, воровато поглядывая на дом, в окнах которого не было видно света.
- Ворованная вкуснее. Не щелкай челюстями, складывай картошку в сумку. Одного куста нам хватит, - вытянул руки, и в ладони мне легла земля и несколько крупных картофелин.
- Что я делаю? – спросил сам у себя, складывая ворованное в сумку.
Кто кого, блин, не должен портить? А, Николаевич?
- Тихо! - шепотом из преисподней остановила меня Гусыня. – Кто-то идёт.
- Где? – выдохнул испуганно и поднял голову, чувствуя, как по телу рассыпался холодный страх. Кажется, яма, выкопанная Гусыней, пригодится мне прямо сейчас.
Если раньше не пристрелят.
Едва я высунулся из-за куста, на затылок легла рука Гусыни и прижала мою башку, как кнопку. Не удержав равновесия на корточках, под натиском нифига не слабой руки, упал вперед носом прямо под вонючий куст.
- Куда ты вылез?! – шипела на меня девчонка, тыча носом в землю так, будто я уже нагадил там, где она только что копала.
- Кто там шарится? – зычный мужской голос прокатился над картофельным полем.
У меня всё сжалось так, что не проскочила бы даже иголка. Ещё и Гусыня до сих пор лицом в землю вжимает.
- Сейчас стрелять буду! – крикнул мужик совсем рядом, и слова его прозвучали для меня внушительнее любого стартового пистолета.
- Бежим! – крикнул я.
Резко оторвав лицо от земли, схватил за руку Гусыню, сумку с картошкой и, за каким-то чёртом, вырванный Гусыней куст.
Со всем этим вор-набором сиганул через забор так, будто его здесь, вообще, никогда не было.
Пока я с широко распахнутыми глазами бежал зигзагообразно, чтобы в нас не попали пули, Гусыня ржала сзади и тормозила наш спасительный побег.
Это истерика. Она, наверняка, в панике и поэтому неадекватно реагирует.
- Гу́ся! – крикнул этот же голос, грозивший нас пристрелить. – Привет бате передавай.
- Передам, - крикнула она в ответ, задыхаясь от смеха.
- И пацана себе нормального найди. А-то этот как курица без башки бегает.
- Хорошо, Петрович! – всё так же, веселясь, отвечала ему Гусыня, а я всё бежал как дебил, до сих пор гонимый паникой и страхом.
Только когда мы оказались в лесу у берега реки, где уже был виден костёр, до меня, наконец, дошёл смысл слов, сказанных мужиком.
- Вы, блин, тут все конченные, - пытался я отдышаться.
- А ты зачем ботву-то с собой картофельную взял? – она всё ещё смеялась.
Опустил взгляд вниз и понял, что держу этот гребаный куст в руках как девчонка на свидании букет.