Первое открытие - стр. 31
Заговорили, что надо расширить влияние России.
– Почему Сибирь безлюдна? Почему она бедна, обладая всеми неисчислимыми богатствами? – разгорячился Геннадий. – Она заперта, забыта, у нее нет общения с миром. Выход на Тихий океан по Амуру – вот что нам нужно. Почитайте американские газеты. Они придают значение Тихому океану. Американцы предвидят на нем будущее и рвутся к нему. А мы? – ухватил он за пуговицу лейтенанта Гейсмара, он всегда, заикаясь, так делал. Его научил этому актер Каратыгин, преподававший дикцию в Морском корпусе. – А у нас там морская граница протяженностью в тысячи миль! У нас Аляска глохнет…
– Но как открыть Амур, когда он закрыт?
– Кем?
– Природой!
– Неверно, – жестко ответил Невельской. – Открыть Амур должны моряки, и это возможно. И мы пойдем еще когда-нибудь с вами вместе на его открытие, лейтенант.
Он стал рассказывать, как это необходимо и как можно все осуществить.
Молодежь слушала с интересом.
– Ты прав, прав, Архимед! – своим приятным баском сказал Петр Казакевич.
Невельской мог бы сказать еще многое. О машинах, торговле, о том, что моряки могут помочь развитию, хотя бы далекому будущему развитию народа своими открытиями; что народ пойдет на новые земли, будет переселение в Сибирь… Он понимал, что в Европе недаром так много кричали и спорили об экономике, о положении рабочего, об условиях фабричного труда. Он тут всего начитался и наслушался и хотел бы еще на многое открыть глаза товарищам.
«Аврора» ушла из Плимута. Офицеры побывали в Испании, Италии, Алжире, Греции и Турции. Зеленые водяные валы били в скалы Гибралтара, и за голубым морем белели глыбы Африки… И всюду встречался английский флаг, и всюду чувствовалось английское влияние.
Невельской опять стоял вахту с великим князем, а в свободное время с жадностью читал или спорил и «проповедовал». В горах Алжира и на развалинах Акрополя он думал о своем.
Когда его спрашивали, о чем грустит и почему такой рассеянный, он отшучивался.
Однажды он сказал графу Литке, что после окончания плавания на «Авроре» желал бы пойти на исследование Амура и просит помочь. Эта просьба и последующие объяснения офицера понравились старому адмиралу.
Действительно, пора было подумать о будущем. Плавание Константина через несколько месяцев закончится, и перед спутниками великого князя открывалась карьера. По шесть – восемь, по десять лет некоторые из них были привязаны к Константину. Им даже не позволялось жениться.
Теперь каждый мог подумать о себе, посмотреть вперед. Конечно, великий князь не откажет ни одному из них в своем покровительстве.
Только сам Литке был невесел. Что-то судьба готовит ему? Куда он пойдет? Более десяти лет тому назад оставил он научную деятельность и по приказанию царя стал воспитателем Константина. Он сделал для Константина больше, чем для родных детей. И куда ж теперь? Даст ли достойную должность Меншиков?
А в просьбе Невельского была отвага, любовь к флоту и России. Он настоящий русский и правильно понимает, что будущее России там, на Тихом океане, – огромно.
Литке знал, что не должно быть того, что есть теперь. Из русских должны явиться свои знаменитые мореплаватели и путешественники. Он помнил Василия Головнина, своего учителя, к которому на всю жизнь сохранил чувство благоговения и благодарности. Литке воспитывал Константина в любви и уважении ко всему русскому, к памяти Петра, к старине – боярским костюмам и теремам, делая это так, как сам понимал. Со всей своей немецкой аккуратностью и добросовестностью Литке завел на «Авроре» культ преклонения перед всем русским.