Первая волна: Сексуальная дистанция - стр. 3
Все же, когда ты метр девяносто два, у тебя широкие плечи, буйная темно-русая шевелюра и классические черты лица с четко очерченным волевым, но перманентно небритым подбородком, в гости зовут часто, правда, до чая почти никогда не доходит. Алекса должен был портить разве что выдающийся нос, с горбинкой, заостренный, слегка больше среднего. Алексу будто выдали его, чтобы влюбились не все девчонки, а только половина: вот же, смотрите, он не модель нижнего белья для мужчин, расходитесь, расходитесь. Но срабатывало наоборот, добавляя внешности изюма и какого-то несовершенного шарма, из-за чего он становился только обаятельней и интересней.
В нем не было холодности безупречных красавчиков, да и смотрел он всегда с приязнью и интересом, так, будто именно ты какая-то особенная и, безусловно, ему нравишься. Девчонки понимали, что шансы есть, даже если не снимались для каталога «Виктория сикрет», и просто с ума сходили. Особенно когда он улыбался блестящими белыми зубами с крупными клыками, которые добавляли ему еще одну изюмину и новое достоинство в глазах девушек. А улыбался он постоянно, шутил, ходил в этой ехидной маске как в броне, так что ранние морщинки-лучики у наружных уголков глаз уже не распрямлялись.
Руки у него были большие, сильные, пролетарские, с выступающими венами на тыльной стороне ладоней и всегда чистыми, коротко остриженными ногтями. Костяшки на пальцах белели шрамами заживших ран. Не программиста руки, а скорее могильщика. А еще природа щедро подарила ему подтянутое телосложение, чуть суховатое, поджарое, из-за чего он никогда не имел проблем с лишним весом, но, чтобы не выглядеть тощаком, приходилось и в спортзал наведываться, и за питанием следить.
В общем, повезло с внешностью, Лекс это признавал. За нее и за легкий, юморной характер ему многое прощалось, многое само шло в руки, и не превратиться в эгоистичного самовлюбленного придурка ему мешало три вещи: воспитание, интеллект и еще одно обстоятельство, о котором он предпочитал не говорить. И не вспоминать.
Сегодня в руки шла Лизавета, и вот он уже падает на спину в кровать, а она, звеня пряжкой ремня, ожесточенно сдирает с него джинсы. А потом так горячо благодарит, что у Лекса глаза закатились. Он шумно, протяжно выдохнул, ласково погладил ее по затылку и отчалил на волнах блаженства. Умница девочка, видит же, что герой устал. Все сама сделала. А потом уселась сверху и с полчаса не слезала, демонстрируя чудеса выносливости, а он посильно участвовал и наслаждался прекрасным видом благодарной женщины, которую, очевидно, крепко заводят рыцарские поступки.
Потом он сменил ее и выдолбил из девчонки такие стоны, что не понятно, как в глаза соседям теперь смотреть. Она была ненасытна и неукротима, так старалась для него, что начисто забыла о себе. Лекс успел спустить дважды, прежде чем в этом убедился. Сразу же дошло, что она не из тех, кто кончает от проникновения, тогда он силком уложил девочку на спину, языком и пальцами помог ей достичь оргазма, и довольная Лиза унялась, а сам он вырубился секунд через пять.
Ну а утро в чужом доме было похоже на множество таких же утр. Заспанное, улыбчивое личико подруги, вспомнить имя… вспомнить имя… Лизы! Кофе, яичница и смущенное признание, что он первый за год. Ну, это многое объясняет. Она делилась впечатлениями, сидя с ногами на стуле, как воробей. Он шутил и жрал, как конь. Потом снова сбор, амуниция, лопата…