Первая любовь (сборник) - стр. 3
«У него все перепутано: чувство врывается в процесс мысли, мысль парализует чувство. Воспитание ослабило его тело и набило мозг его идеями, которых тот не может осилить и переварить», – это Писарев о господине Н. Н., герое «Аси», – увы! – Асином герое.
«Вы очень милый человек», – говорит Гагин господину Н. Н., – но почему она вас так полюбила – этого я, признаюсь, не понимаю»: «Асе нужен герой, необыкновенный человек».
Гагин без труда понимает то, что до поры недоступно захваченной любовью Асе. «…Мы с вами, благоразумные люди, – говорит он господину Н. Н., – и представить себе не можем, как она глубоко чувствует и с какой невероятной силой высказываются в ней эти чувства».
«Мы с вами, благоразумные люди…» – Гагину понятен господин Н. Н., они одного поля ягоды: «милый человек», того больше – «честный человек», как счел нужным рекомендовать себя Н. Н. в минуту любовного свидания. Они как в зеркале отражают друг друга, Н. Н. и Гагин. Будь Ася сестрой господина Н. Н., Гагин тоже мог по ошибке оказаться предметом ее любви, ее героем. Душа «правди вая, честная, простая, но, к сожалению, немного вялая, без цепкости и внутреннего жара, – определяет, в свою очередь, Гагина господин Н. Н. – Молодость не кипела в нем ключом…» И – о любительской живописи Гагина: «В его этюдах было много жизни и правды, что-то свободное и широкое; но ни один из них не был окончен, и рисунок показался мне небрежен и неверен». Гагин отвечает совершенно в духе господина Н. Н. – тот о себе мог буквально слово в слово речь Гагина повторить, ну, не применительно к живописи (Н. Н., похоже, никаким делом и по-любительски не занят), зато применительно к любви и к жизни. «Пока мечтаешь о работе, – признаётся Гагин, – так и паришь орлом; землю, кажется, сдвинул бы с места – а в исполнении тотчас ослабеешь и устаешь». Н. Н. ненадолго возмечтал себя героем – Ася подняла его в такие выси, сделав своим избранником, – но настала очередь «исполнения», и он сразу «ослабел и устал». Перед решительным свиданием он с Гагиным «толкует хладнокровно» о том, что предпринять, после рокового объяснения оправдывается: он говорил с Асей, «как было условлено». «Благоразумные люди!..»
Ася же в поступках и чувствах неожиданна и неотразима, как гроза.
У нее с господином Н. Н. еще прежде свидания произошел один важный разговор – да не просто разговор: столкновение, сшибка! Все уже решалось, только они, увлеченные друг другом (она любит, он, кажется, готов влюбиться – быть предметом любви, во всяком случае), они в эту минуту не ощущают, не замечают произошедшего столкновения.
Ася мечтает о «трудном подвиге», господин Н. Н. не понимает ее: «Вы честолюбивы» (только-то!).
«– А разве это невозможно? – спрашивает Ася о подвиге.
„Невозможно“, – чуть было не повторил я… Но я взглянул в ее светлые глаза и только промолвил:
– Попытайтесь».
То ли дело с Гагиным беседовать – так сладко, так безмятежно-привычно: «…И уж тут свободно потекли молодые наши речи, то горячие, то задумчивые, то восторженные, но почти всегда неясные речи… На болтавшись досыта и наполнившись чувством удовлетворе ния, словно мы что-то сделали, успели в чем-то, вернулись мы домой».
Из героя господин Н. Н., при всей его начитанности, безукоризненной честности, возвышенной мечтательности, превратился в ординарность – вот почему все, что должно привлекать, покорять его в Асе, пугает его.