Первая конная армия - стр. 35
Отряд пополнялся преимущественно за счет крестьян-добровольцев, большинство которых не имело самой минимальной военной подготовки. Лучшие из добровольцев, пройдя в отряде обучение, выдвигались на командные должности. И надо сказать, что они в невиданно быстрый срок становились талантливыми и искусными командирами, как, например, любимец бойцов Федор Максимович Морозов – человек удивительной храбрости, прошедший в боях путь от рядового бойца до начальника дивизии. Или Григорий Пивнев – сын бедного крестьянина. Мне вспоминается, как в первые дни вооруженной борьбы с белогвардейцами он пришел в отряд с просьбой принять его в кавалерию. Сначала я отказал ему. Нет, говорю, у тебя ни коня, ни шашки, иди в пехоту Однако не прошло и двух дней, как Пивнев снова явился, и уже на хорошей лошади, при полном вооружении.
– Ну теперь, Семен Михайлович, принимайте в кавалерию, видите, конь-то у меня какой, и шашка есть.
– Но это не все, – возразил я. – Рубить же ты не умеешь.
– Семен Михайлович, я ведь когда-то и кашу есть не умел. Вот увидите, научусь.
Пришлось уступить, принять в кавалеристы. Однако сначала, не желая посылать Пивнева в боевое подразделение, где он по неопытности мог быстро стать жертвой любого казака-рубаки, я определил его к себе ординарцем.
Как-то раз белые выбили с хутора Дальнего нашу сторожевую заставу, державшую связь с Веселовским отрядом. Надо было немедленно восстановить положение, и я с сотней бойцов и с пулеметами поспешил на помощь отступавшей заставе. Спешившись в ложбинке, около уже выколосившейся ржи, я оставил следовавшего за мной Пивнева с лошадьми, а сам стал руководить наступающей цепью бойцов. Завязалась перестрелка с белыми. Смотрю, мой ординарец что-то приседает, прячется за рожь. Чтобы ободрить Пивнева, я подзываю его и говорю:
– Что же ты, братец, прячешься под рожь? Испугался пуль? А я-то думал, что ты храбрый… Если бы знал, что ты боишься, то определенно не принял бы в отряд.
– Да нет же, Семен Михайлович, я не боюсь, но как-то само собой получается, – говорит он. – Если вы думаете, что я боюсь, то отпустите во взвод, там я в бой и в разведку пойду, обязательно докажу, что ничего не боюсь.
– Во взвод тебе еще рано, – отвечаю я, – а в разведку тем более. Отрубит тебе голову какой-нибудь казачина, и покатится она, буйная, по широкой степи. Нет, побудь еще около меня, поучись кое-чему, а потом и во взвод пойдешь.
Когда был создан кавалерийский дивизион, я определил Пивнева в эскадрон Баранникова – опытного командира и заботливого человека, поручив ему следить за молодым бойцом. Время от времени я спрашивал Баранникова о Пивневе. Осторожный в суждениях о людях и скупой на похвалы Николай Кирсанович Баранников вначале говорил неопределенно – присматриваюсь, мол. А потом как-то сказал: «Этот парень, видно, совсем лишен чувства страха, думаю, что выйдет из него неплохой командир». Спустя некоторое время в одном из боев с белогвардейцами я лощинкой подъехал к цепи бойцов спешенного эскадрона Баранникова. Смотрю, лежит в цепи взвод, умело расположенный на холмистой местности, и ведет огонь по противнику. Пули белых свистят, цокают о землю, но командир взвода, в котором я узнал Пивнева, как будто не обращает на это внимания. Он спокойно ходит и дает своим бойцам какие-то указания.