Перстень Григория Распутина - стр. 27

Но деваться оперу Петухову было некуда, и он, откашлявшись и набравшись смелости, шагнул к столу. У Сани был один недостаток. Когда он робел или смущался, то начинал безбожно хамить, чем окончательно портил дело.

– Я извиняюсь, мамаша, – дико, неуместно проговорил он, останавливаясь возле стола Эльвиры Игоревны. – Я из Следственного комитета, нам бы поговорить.

– Что, простите? – отрывая взгляд от компьютера, переспросила раскатистым грудным голосом Эльвира Игоревна.

– Поговорить бы, говорю.

– Простите, я, очевидно, не расслышала, а кто вы такой?

– Петухов Александр Васильевич, Следственный комитет, – справился наконец с собой Саня и достал из кармана корку.

– Любопытно. И что вам от меня угодно? – поворачиваясь к нему корпусом, спросила Эльвира Игоревна.

– Вы знакомы с Ситниковым Алексеем Родионовичем?

– Разумеется. А что, он что-нибудь натворил? – насмешливо поинтересовалась Эльвира Игоревна, в удивлении приподнимая густые седые брови.

– В некотором смысле, – не поддержал ее веселья Саня. Он не любил, когда свидетели шутили, тем более иронизировали. Они должны были трепетать и каяться. А иронизировать и шутить должен был он, Саня. – Алексей Родионович был убит седьмого июня, в собственной квартире. Ему перерезали горло, – лупанул он сразу, чтобы стереть с грозной физиономии Кавинской самоуверенную мину.

– Убит? Алексей Родионович? – побледнела Кавинская. – Как же так? Какой ужас! Это не шутка?

В отличие от своего коллеги профессора Логинова Эльвира Игоревна восприняла новость болезненно, и, чтобы продолжить разговор, ей понадобилось немалое время. Нет, она не плакала, не истерила, но, прыснув в рот вынутый из сумки нитроглицерин, засыпала Саню вопросами о случившемся. На кои он отвечал весьма уклончиво и неопределенно.

– Итак, – видя, что тетка немного пришла в себя, перешел к допросу Саня. – Как давно вы общались с покойным и насколько близки с ним были?

– Мы? Ну, даже не знаю. Довольно давно. Ведь мы общались исключительно по работе. Хотя и были знакомы еще с институтских времен, учились вместе. Алексей Родионович лет семь как вышел на пенсию, и после этого мы виделись с ним раз или два, на каких-то юбилейных мероприятиях.

– Значит, в прежние годы вы его хорошо знали?

– Можно сказать и так, – неопределенно кивнула седой массивной головой Эльвира Игоревна.

– В таком случае вы не могли бы припомнить, были в прошлом Алексея Родионовича скандалы, романы, интриги, враги, недоброжелатели, одним словом, люди, которые могли бы затаить на него обиду.

– А что, вы предполагаете, что это сделал человек из его прошлого?

– Мы прорабатываем все возможности, я лично отрабатываю эту версию, мои коллеги занимаются другими вопросами, – солидно ответил Саня.

– Что ж, дайте подумать, – сведя к переносице брови, прогудела Эльвира Игоревна. – Вас ведь не интересуют мелкие недоразумения, – проговорила она задумчиво. – А из серьезных историй мне на ум приходит только одна.

– Слушаю вас.

– Это было в конце восьмидесятых, в пору расцвета всяческих СП, совместных предприятий, если вы понимаете, о чем я говорю, – с сомнением взглянула на собеседника Эльвира Игоревна.

– Это с иностранцами, да? – продемонстрировал свой кругозор Саня.

– Именно. По сути, все эти предприятия, как позднее стало ясно, имели исключительно потребительскую направленность. Украсть наши научные разработки, опробовать на нас недоработанные медикаменты и так далее. Вот на почве этих самых экспериментов и разгорелся тогда скандал.