Перстень без камня - стр. 3
Архипелаг Трех ветров был единственным местом в мире, где не действовала магия. Лишь дважды в год, при смене сезонов, мировое магическое поле накрывало острова.
Здесь обитали животные и росли растения, которые на материках были истреблены или вымерли сами в результате своих магических особенностей. Одним из таких животных была зевающая жаба – полезная маленькая тварь, которая успешно заменяла в быту хронометр, дорогую вещь для измерения времени. Дело в том, что все зевающие жабы на архипелаге зевали одновременно, с интервалом ровно в одну минуту. Конечно, они никак не показывали, который час, но вполне годились для измерения промежутков времени. Любая хозяйка знала – чтобы сварить яйцо всмятку, довольно четырех жабьих зевков. На материках они не водились, поскольку при длительном воздействии магии во что-то превращались… за давностью лет уже никто не помнил, во что именно.
Среди постоянного населения островов изрядную часть составляли про́клятые – те, у кого злые чары не затронули истинный облик. Хотя приезжих здесь обычно было больше, чем местных. Например, на севере существовал обычай отправлять молодоженов на архипелаг Трех ветров в свадебное путешествие, чтобы они поглядели друг на друга в истинном обличье, не подправленном амулетами и заклинаниями. А на праздник смены сезонов происходило настоящее паломничество на острова с обоих континентов.
У Орвеля дор Тарсинга не было причин любить эти дни, но чудищем он был лишь двое суток в году, а королем – каждый день с утра до вечера. Проклятие проклятием, однако не оно, а монарший долг сковывал его. Жизнь уходила на скучнейшую рутину – тем более обидную, что в мировых масштабах острова Трех ветров не значили почти ничего.
Глядя в огонь и прихлебывая глинтвейн, Орвель подумал, что хотел бы изменить в своей жизни все. Ну, или многое. Да хоть что-нибудь!
Возможно, Семирукая пряха судьбы его услышала.
Трехмачтовый барк «Гордость Севера» шел ходко, подгоняемый попутным ветром. Маг, ответственный в этом рейсе за попутный ветер, беседовал о чем-то с капитаном. Они стояли на баке, у самого форштевня, выделяясь темными силуэтами на фоне сверкающего моря и ослепительного неба. Капитана можно было узнать по кряжистой фигуре, буйной бороде и подзорной трубе, которую он время от времени подносил к глазам, вглядываясь в горизонт. Рабочая одежда мага отличалась обилием ленточек, пришитых там и сям. Тильдинна Брайзен-Фаулен один раз видела его вблизи. Маг был изукрашен ленточками, как новогоднее древо. Сейчас они все дружно полоскались на ветру, отчего казалось, что сударь маг вот-вот оторвется от палубы и полетит.
– О чем они говорят? – капризно спросила Тильдинна своего мужа и очаровательно надула пухленькие губки.
Вальерд Брайзен-Фаулен подавил вздох. У него мелькнула мысль, что он стал это делать очень часто… может быть, даже слишком часто. Но Вальерд загнал злодейку-мысль подальше. Они с Тильдинной были женаты всего неделю, и ему полагалось быть на третьем небе от блаженства. Но у хорошенькой сударыни Брайзен-Фаулен было одно замечательное свойство, которое временами раздражало даже без памяти влюбленного молодожена. Она полагала, что весь мир – занимательный спектакль, затеянный исключительно для ее, Тильдинны, развлечения. Ну а муж, понятное дело, должен был обеспечить места в королевской ложе или хотя бы в боковой у самой сцены – иначе зачем он, этот муж? Если она по вине недотепы Вальерда не увидит чего-то, что ее заинтересовало, – о-о, у нее есть средства наказать виновного. Как говорится, все при ней – и плеть, и вишенка.