Перст указующий - стр. 85

Лоуэр еще загодя отлично подготовил нашу поездку: в это первое утро заехал за мной спозаранку, и, безжалостно пришпоривая лошадей, мы добрались до Эйлсбери в соседнем графстве еще под вечер. Остановились мы на постоялом дворе, где и отдыхали до казни на следующее утро. Я при ней не присутствовал, так как никогда не был охотником до подобных зрелищ, но Лоуэр отправился туда. Девушка, по его словам, произнесла никуда не годную речь и лишилась расположения толпы. Дело оказалось запутанным, и далеко не все горожане были убеждены в ее виновности. Она убила мужчину, который, как она утверждала, совершил над ней насилие, но присяжные сочли ее слова ложью, ибо она забеременела, чего произойти не может, если женщина не получает наслаждения. При обычных обстоятельствах ее положение избавило бы ее от виселицы, но ребенка она потеряла, а с ним и защиту от палача. Злосчастный исход, который верившие в ее виновность сочли вмешательством Божественного Провидения.

Лоуэр заверил меня, что его присутствие было необходимо: повешение – отвратительное зрелище, но среди многих соблазнов для его любознательного ума было и желание точно определить миг наступления смерти. Это имело прямое отношение к нашим опытам с голубкой в вакуумном насосе. Большинство повешенных медленно задыхаются в петле, и немалый интерес для него – и для медицины – представлял вопрос, сколько времени требуется душе, чтобы расстаться с телом. Лоуэр, как он заверил меня, был в этом большим знатоком, по каковой причине занял место рядом с виселицей, чтобы делать заметки.

Кроме того, он приобрел желанный труп, подмазав нужных чиновников и заплатив фунт родне покойницы. Он распорядился отнести его к знакомому аптекарю, и, помолившись – он на свой лад, а я на свой, – мы принялись за работу. Частично мы произвели анатомирование прямо там – я извлек сердце, а он вскрыл череп и сделал несколько восхитительных рисунков мозга, – затем остальное мы разъяли и поместили в жбаны со спиртом, которые аптекарь обещал доставить к Кроссу. Кроме того, Лоуэр написал Бойлю, предупреждая о скором прибытии жбанов и о том, чтобы их ни в коем случае не открывали.

– Не знаю, будет ли он так уж доволен, – сказал Лоуэр, когда вымыл руки и мы отправились в харчевню поесть и выпить. – Но куда еще я мог бы их отправить? Мой колледж запрещает сколько-нибудь длительное пребывание трупов в его пределах, а отправь я его кому-нибудь еще, так они того и гляди сами его анатомировали бы до моего возвращения. У некоторых людей в подобных случаях нет ни стыда, ни совести.

Что касается прочих дней нашего объезда, подробно рассказывать о них нет никакого смысла. Едва мы обосновывались на том или ином постоялом дворе, как больные уже валили к нам густой толпой, и десять дней спустя я вернулся в Оксфорд, став богаче на шестьдесят пять шиллингов. Средний гонорар составлял четыре пенса, и ни разу никто не заплатил более полутора шиллингов, а когда мне платили живностью, я бывал вынужден продавать гусей, уток и кур местным торговцам по самой низкой цене. (Одного гусака мы съели сами, но не мог же я привезти с собой в Оксфорд целый птичий двор!) Из этого можно заключить, какое число пациентов я принял за дни объезда.

События одного из них я изложу, так как они имели некоторую важность. Провели мы этот день в Большом Мильтоне, маленьком селении к востоку от Оксфорда, куда мы завернули, потому что там дальние родственники Бойля владели некоторой собственностью и мы могли рассчитывать на удобную кровать и возможность избавиться от вшей, которых успели набраться за предшествовавшие дни. Мы приехали туда около семи часов утра и тут же удалились в наши отдельные комнаты в местной гостинице, а ее хозяин послал слугу оповестить деревню о нашем прибытии. И мы только-только успели приготовиться, как явился первый пациент, а когда его лечение завершилось (Лоуэр вскрыл болячку в ягодице, каковую операцию тот перенес с редким благодушием), у дверей уже выстроилась очередь.