Персидский джид - стр. 32
Кругленькому Мирону спускаться было не в пример труднее, чем Стеньке, однако и он одолел каменную лестницу.
Ход, который начинался от стенки колодца, был прямой, почти в человеческий рост. То есть Мирону – еще ничего, а Стенька пригибался, и это очень его обременяло.
– Да что за людишки тогда низкорослые были? – ворчал он. – Да для кого ж такую нору возводили?…
Тут ход как-то сразу кончился, и ярыжки оказались в странном помещении, довольно длинном, нешироком и имевшем в одной из стен засыпанные снаружи землей окна.
– Господи Иисусе! – воскликнул Стенька. – Неужто тогда и храмы под землей ставили?!
Почему-то первое, что ему на ум пришло, был иконостас с высокими образами нижнего, местного ряда.
– Храм, говоришь?… – Мирон осветил факелом пол, и Стенька увидел предметы совсем не божественные – небольшие и кривоватые каменные ядра.
– Так это что же?…
– Это? – Мирон задумался. – Это для подошвенного боя, поди…
– Какого боя?
– Нижнего! Раньше пушки не только на стенах ставили. Самый нижний ряд бойниц в ров глядел. Попрут татары всей силой, через ров перебираться станут – а тут им и ядра навстречу!
Бойниц насчитали двенадцать.
– Так там, выходит, Москва-река? – догадался Стенька.
– А, может, и Красная площадь. Бойницы-то совсем древние, а сказывали, раньше там от Беклемишевской башни к Спасской широкий ров шел, на случай осады, не то что теперь…
– Стало быть, по левую руку у нас Беклемишевская, по правую – Спасская? – обрадовавшись, что подземным странствиям приходит конец, воскликнул Стенька. На башнях постоянно находились сторожевые стрельцы. Ежели заорать не своим голосом – услышат, помогут!
Он выбрал Спасскую, устремился вправо и едва не завизжал от радости, обнаружив в стене нишу, а там – высокие ступени ведущей вверх лестницы. Лестница была узка неимоверно, однако это Стеньку как раз и не удивило – во-первых, в ином дому встречаются и поуже, особенно ведущие из горниц в светлицы, а потом – это свидетельствовало, что она внутристенная. И, значит, выведет к нижнему ярусу башни!
Но между ярыжками и свободой оказалась дверь из толстых досок.
– Ну, тут мы с тобой и отдадим Богу душу, – мрачно изрек Мирон.
Он остался внизу, светил, сунув руку с факелом в нишу, и обещал Стеньке за его мысль спрятаться в погребе всякие напасти – и огромных, больше кошки, крыс, и падение на голову потревоженных камней, и смерть без покаяния…
Стенька в отчаянии навалился всем телом на дверь. Ему показалось, что дверь чуть подалась, самую малую чуточку…
Тогда он достал засапожник и стал тыкать в щель примерно в том месте, где мог бы быть замок. Засапожник препятствия не встречал, Стенька на всякий случай проверил щель сверху донизу, и лишь на уровне колен острие стало упираться в какую-то дрянь. О чем он и доложил Мирону.
– Коли десять лет в подвале полов не подметать, они на вершок точно вырастут! А там, поди, с аршин грязи накопилось, – обнадежил Мирон. – Да еще утоптанной!
Стенька еще поскреб засапожником, пытаясь расширить щель, и вдруг замер.
Не ухом, нет, а чем-то иным, внутри головы, он уловил шум. Что-то происходило за дверью, и кроме того…
– Эй, Мирон! Убирайся с факелом прочь!..
– Ты с ума съехал, что ли?
– Беги в тот ход, откуда мы вышли, забейся поглубже!.. И тихо!..
Мирон исчез, оставив его в потемках.