Размер шрифта
-
+

Перевод с подстрочника - стр. 18

переходишь из вечера в ночь по пыльным улицам
                                                         сумерек.
Я не знаю тебя, но я чувствую, как
открывается твой тайный цветок,
из корня которого распускается твоя улыбка,
твои глаза с их тёмным сиянием.
Меня достигает его сладкое благоухание,
его сырой и едкий аромат, но ступай,
ступай мимо, не останавливайся.
Ночь идёт за тобой по пятам, входит в город
твоим размеренным шагом. Ночь
на твоих плечах, твоя спина – это ночь.
Ночь твои волосы, губы и руки твои – ночь.
Ступай, ступай мимо, не останавливайся,
уноси с собой свою сладость, пускай мне останется
                                                             горечь.
Горечь всех, кого ты покидаешь, мимо кого ты
                                                      проходишь.
Горечь красного перца, который становится
                                                    чёрным,
горечь вечерних улиц с их сгущающимся
                                             полумраком,
с чёрными кошками, шастающими по дворам
лазутчицами наступающей тьмы, со стариками
у подъездов, глядящими тебе вслед,
вспоминая женщин, которых любили так страшно
                                                            давно,
что теперь им остаётся лишь улыбаться
в темноте беззубыми ртами.
Я смотрю на мой город взглядом остывающего
                                                        вечера,
вижу, как ветер роется в листве, машины
щупают фарами мглу, а трамваи
ползут, засыпая, к последней остановке. Вижу
десятки таких же, как ты, —
прекрасных женщин, молодых и не очень,
                                 погружающихся в эту ночь.
Сотни женщин приходят домой, открывают двери,
                                              готовят ужин,
тысячи женщин гасят свет, распускают чёрные
                                                        волосы,
десятки тысяч расстилают постели, обнимают
                    своих сильных и храбрых мужей,
сотни тысяч шепчут им нежные слова – мне
                         известны они все до единого,
их не так уж и много.
Не зная всех этих бесчисленных женщин, я всё
                                                  о них знаю…

Дочитать Печигин не успел (стихотворение, как и большинство других, было длинным), потому что раздался звонок в дверь. Думая о том, что оно, похоже, подтверждает слова Касымова о прогулках инкогнито, которые совершает Народный Вожатый, Олег пошёл открывать. В первую секунду ему показалось, что на пороге стоит та девушка с бульвара. Впустив её на свет, обнаружил, что девушка, скорее всего, другая, но ничуть не хуже: высокая, пышные чёрные волосы кладут тень на бледное лицо, на плече сумка, откуда выглядывает пучок зелени.

– Я буду у вас убираться и готовить.

Она деловито осмотрела комнату, не миновав взглядом удлинённых тёмных глаз среди прочих подлежащих отныне её заботе предметов и Олега. У неё были толстые ноздри, делающие её красивое лицо явно азиатским, полные губы, а когда, положив сумку, она откинула назад волосы, Печигин разглядел за щеками, где у мужчин бывают бакенбарды, едва заметную тёмную поросль. Прислал девушку Касымов. Звали её Динара.

– Можно Дина. Где у вас тут кухня?

Олег проводил её, а сам перешёл в комнату напротив кухонной пристройки, откуда ему было хорошо видно, как она приступила к готовке. Стоя спиной к окну, она достала из сумки пакеты с мясом, зеленью, кульки со специями, зажгла плиту. Скоро ей стало жарко, она сняла блузку, оставшись в майке на узких бретельках. Встряхнула волосами, раскидывая их по плечам, поправила левой рукой прядь (правой уже резала мясо), и по этому движению Печигин понял: она почти наверняка знает, что он за ней наблюдает. Хотя он сидел в глубине комнаты, не зажигая света, чтобы она его не увидела.

Страница 18