Перевертыш - стр. 49
Наплававшись и наплескавшись, Лиза повернула к берегу. Проплывая мимо, крикнула:
– Чур, не подглядывать!
– Надо мне больно, подглядывать за тобой, – пробурчал я, и, зайдя в воду по грудь, присел с головой. Вода была мутноватая, рядом сновали мальки, плавно извивались водоросли на дне. Мне стало интересно насколько смогу задержать дыхание, и я стал считать. Шестьдесят секунд, восемьдесят, сто… воздух в легких заканчивался. Успела она одеться или нет? Сто двадцать… все, хватит! Кто не спрятался, я не виноват! И вынырнул.
Вода текла по лицу, и я еще ничего не видел, как уши резанул истошный Лизин крик.
В нем был не страх, не ужас, а какая-то запредельная ярость. Никогда не слышал, чтоб женщины так кричали.
Как ошпаренный я рванулся к берегу, на ходу протирая глаза. Там что-то творилось, какое-то неприятное мельтешение. Еще через секунду я обрел способность видеть, и моим глазам предстала следующая картина. Лизу, с ног до головы опутанную веревками, тащили к лесу несколько, отвратного вида, типов. Девушка, не переставая кричать и ругаться, яростно извивалась и вырывалась из рук похитителей, чем изрядно тормозила продвижение в нужном им направлении. Те, раздраженные упорством жертвы, осыпали ее градом тумаков и угрожающе верещали мерзкими голосами. Выглядели они почти как люди, но, все как на подбор мелкие, плешивые, одеты в какие-то лохмотья, да еще вдобавок безносые, с безобразно торчащими вперед дыхательными отверстиями.
– Отпустите девчонку, гады! – сурово крикнул я им, изо всех сил торопясь к берегу. Что делать, я еще не знал, все-таки их пятеро против одного меня, пусть мелких, но коренастых и, судя по всему, злющих как собаки.
Услышав мой крик, они остановились, не выказав, впрочем, никакого страха – черные буркала злобно таращились, безгубые рты щерились острыми треугольными зубками.
Ну и рожи, – думал я, выскакивая на берег, – даже не рожи… гнусные хари, по сравнению с которыми свиное рыло образец красоты. Чистые упыри! Приснятся ночью – обделаешься. Понятно теперь, почему Лизка так орала. Когда тебя тискают подобные красавчики, и не такой уткой закрякаешь.
Внутренний голос подсказывал, что теперь-то уж точно пришла пора действовать. Вариантов было всего два. Первый, по мнению внутреннего голоса, благоразумный – со всех ног дернуть к замку за подмогой. Его я, разумеется, с негодованием отверг. И второй – благородный, но глупый: поднять, лежащую у ног, толстую суковатую палку и броситься на врага.
На что я, собственно, надеялся? Что плешивые уродцы, завидев мой героический порыв в страхе разбегутся? Если так, то я просчитался – они этого как раз и ждали.
Когда я со свирепым видом пробегал мимо кустов, прячущийся там гаденыш, нанес мне сильнейший удар дубинкой прямо в солнечное сплетение. От боли слезы хлынули из глаз. Разом утратив способность дышать я, сложился пополам и рухнул на колени. Сзади добавили чем-то твердым по затылку, отчего пришлось уткнуться лицом в траву.
Очевидно, по замыслу упырей, этих мер должно было хватить для укрощения нахального строптивца. Но, почему-то не хватило – я не вырубился, только немного помутилось сознание и сузилось поле зрения. Это не помешало мне лягнуть, приложившего меня урода – тот улетел обратно в кусты. Второму врезал по плешивой башке палкой, которую, оказывается, не выпустил при падении. Недомерок исчез из виду, а палка сломалась, оставив меня безоружным. Третьего гада уложил встречным апперкотом в челюсть, после чего, наконец, смог подняться на ноги. Тогда уж принялся молотить негодяев не жалея кулаков, в полную силу. Встретить в этом лесу опытного боксера, они оказались не готовы и разлетались от моих хуков, кроссов и апперкотов, как кегли в кегельбане.