Перевертыш - стр. 37
Предложение за предложением, абзац за абзацем, я пропускал сквозь себя, перемалывал эту белиберду. Или она перемалывала меня. Когда я прочитал манускрипт первый раз, меня бросило в жар. Натурально, как в бане. Пот градом катился по лицу, одежда вмиг вся стала мокрой. Машинально бросил взгляд на часы. Во время чтения, мне казалось, что время остановилось, на самом же деле прошел час. Бляха-муха… – как же это вслух-то читать?
Скинув мокрую, хоть выжимай одежду и, оставшись в одних трусах, я, торопясь и кроша, сожрал несколько галет, подавляя невесть откуда взявшееся дикое чувство голода. Заел половиной шоколадки и запил минералкой из пластиковой бутыли.
Полегчало, и одновременно возникло отчаянное любопытство – что же будет, когда начну читать вслух? Пробежавшись туда-сюда по комнате и выглянув зачем-то на балкон, вернулся к столу и, набрав в грудь воздуха, начал читать сначала. С чувством с толком, с выражением, как читал букварь в первом классе. И тут же замолчал, испугавшись – произнесенные мной слова отскакивали от потолка, стен, пола, отражались в зеркале, мельтешили в глазах.
Что за эффект стремный такой?
Немного переведя дух, я, как было велено, записал свои ощущения в тетрадку и принялся читать по новой.
На этот раз я был готов и не испугался. И слова, словно почувствовав это, перестали вести себя как инопланетные монстрики из древнего ужастика про Зубастиков. Теперь они спокойно сплетались в предложения, а предложения в абзацы, смысл которых я по-прежнему не мог собрать воедино. К концу первого столбца почувствовал, что у меня начала подергиваться левая нога.
Останавливаться, записывать ощущения и начинать заново, решительно не хотелось, и я продолжил чтение. Тактильные ощущения теперь гуляли по всему телу – то глаз задергается, то нос зачешется, то какая-то пульсация в позвоночнике, то вдруг кисть на правой руке самопроизвольно сожмется в кулак. Когда они добрались до паха, почувствовал, что у меня неудержимо встает и испугался, что сейчас испачкаю трусы. Обошлось.
Когда начался третий столбец пошли аберрации чувств – я, то глупо хихикал, то слезы наворачивались на глаза от невыносимой жалости к себе и ко всему живому на земле. Мной поочередно овладевали то дикая ярость, то тупое равнодушие. Неудержимую похоть сменяла не менее неудержимая тяга к познанию.
Когда захотелось выброситься из окна или расколотить голову об стенку, внезапно погас свет. Вернее, это я ослеп. Однако, не видя ничего вокруг, я видел проклятый текст и продолжал чтение. Каким-то краешком сознания понимал – останавливаться нельзя иначе случится что-то страшное…
* * *
Когда Белла ровно в одиннадцать зашла в комнату, она обнаружила меня лежащим на кровати, сжавшимся комком плоти, трясущимся то от жара, то от холода. Наверное, схожие ощущения испытывает наркоман во время ломки.
Все сразу поняв, она села рядом и положила прохладную ладонь на мой раскаленный лоб, приговаривая:
– Тихо, тихо… спокойно, сейчас все пройдет… сейчас, ты у нас будешь как новенький.
– Эк, тебя приложило, – сказала она, когда я немного очухался, – неужели все прочитал?
Я кивнул. От ее ладони исходило блаженное спокойствие.
– Молодец! – ее тон был очень серьезен. – А вот коллеги твои сдулись. Редскин наш в начале третьего столбца побежал с балкона прыгать, а эта овца и второй дочитать не смогла, дыхание отключилось… насилу откачали. Нергал мне выволочку устроил… – Белла вдруг хихикнула, как нашкодившая девчонка, – мол, сильно круто взяла. А чего тянуть, спрашивается? Если даже с таким заданием справиться не могут, какой с них прок в дальнейшем?