Пересечение вселенных - стр. 48
– И что предпринял тот любопытный стажёр?
– Он немедленно подал взволнованный рапорт в Архивный Комитет Таиты – о расшалившейся Малышке Моэме, вздумавшей непомерно подрасти. И тут закрутилось!
– Да-да, именно это я и читал, – заметил Сэмэл. – Стажёра звали Пошэн Асиуни. А обнаруженную им многотонную громадину продолжали официально называть – Малышка Моэма. Как и в архивных записях музея.
– Хороша Малышка! Юмористы!– хмыкнул кто-то.
– Пошэн Асиуни? – удивилась Лана. – Тот самый – прославленный историк прошлого? Академик, лауреат и участник Ассамблей?
– Да. Но всё это было потом, – кивнул Сэмэл.– А тогда он был никому не известный рядовой архивариус.
– Кстати, именно Пошэн Асиуни написал первую диссертацию о Малышке Моэме. Весьма туманную, надо заметить, но довольно занимательную – одни предположения. Потом о ней много писали и другие, и тоже одни предположения. Моэмская тема – просто сплошной ребус, даже сегодня. А Пошэн Асиуни потом ещё много чего интересного накопал в археологии и истории. Ему везло и он всегда делал потрясающие находки там, где никто ничего не искал. Как и с малышкой. Клёво, не так ли? – подмигнул аудитории доктор Донэл.
– Просто рыба-таран! – согласился Сэмэл.
– Махрово! Усато!– подтвердили студенты.
– Махрово, конечно, о чём разговор! – усмехнулся доктор Донэл. – Так что учитесь, молодёжь, как надо относиться к своей работе! Даже в музее есть место подвигу и прорыву в неизведанное! И безвестный стажёр может далеко пойти, благодаря любознательности и энтузиазму! Впрочем, как и найденная им скульптура! – Ещё раз подмигнул он.
– Скульптура? И куда же она пошла? – озадачился кто-то.
– И в чём причина её роста?– зашумела аудитория.
– Она что, живая? Но вы же говорили – каменная! Кремниевая?
– Ещё раз повторяю – во Вселенной всё живое, что меняется! – поучительно поднял руку доктор Донэл. – Вот, кстати ещё один повод усомниться в правомерности деления материи на живую и неживую. Была скульптура, неживой камень, а потом – раз и, подобно растению, взял и вырос, поразив всех нестандартностью размеров и не банальностью поведения.
– Но как же это произошло?
– Сложный вопрос, – развёл руками доктор Донэл. – Даже вовсе неразрешимый, как оказалось. Чтобы разгадать тайну взбунтовавшегося музейного экспоната и объяснить этот феномен, множество талантливых учёных изучали его вдоль и поперёк. Но тщетно – не разгадали и не объяснили. Вот, взгляните.
И студенты увидели каменного гиганта, вернее – кошку-гигантку, упирающуюся мощными формами в стены и потолок помещения, и с бесстрастным видом взирающую вдаль. Вернее – в стену, но всё равно казалось, что это даль. Затем, когда габариты помещения были срочно расширены, а вокруг подросшей Малышки спешно соорудили смотровые галереи, облепленные сложной аппаратурой и оккупированные ордами озадаченных учёных. А сверху, сквозь прозрачный купол, на этот внезапно разросшийся осколок безвестной цивилизации взирали толпы любопытных. Казалось, вся Итта – а может и вся галактика Тиуана – прибыла посмотреть на это чудо.
– Ого! Народу-то! – восхитилась аудитория. – Как рыбы на нересте! А приборов-то! Будто гальки на берегу! И всё это попусту? Тайну Малышки Моэмы так и не разгадали? Почему?
– Наука оказалась бессильна изрекать что-либо при полном отсутствии информации, – усмехнулся доктор Донэл. – Ведь Малышка Моэма, несмотря на все усилия учёных заставить её открыть свою тайну, осталась безмолвна, – развёл руками Донэл. – Обследование и сканирование всех её подросших форм и окружающего пространства никому и ничего не дали. Кроме невыразительных цифр, неспособных прояснить происшедшие перемены. Ведь первоначально её никто не изучал. А в настоящий момент изнутри, как и снаружи, был один только камень. Кремний с незначительными примесями. У статуи полностью отсутствовали аномальные пси, электро и магнитные излучения. Не было к ней и притока энергии извне или от чего бы то ни было из окружающего пространства, способствующего её росту. Как и подозрительной убыли минералов и микроэлементов. И хотя её масса выросла в двадцать тысяч раз, она, очевидно, для этого процесса не нуждалась ни в ком и ни в чём. Росла себе тихо и мирно, сама по себе, по неведомым скальным законам в музейной тиши.