Переплетения - стр. 23
– Да, – голос, казалось, доносился с Камчатки.
Шацкий представился и потребовал, чтобы Рудский пришел к нему как можно скорее. После сегодняшних допросов становилось ясно, что личность врача и странная терапия могут оказаться ключом к этому делу. Рудский извинился, сказав, что с утра лежит с высокой температурой. «Отдаю себе отчет, – сказал он, – что это звучит как идиотская отговорка, но я на самом деле не могу прийти. Зато охотно приму пана прокурора у себя».
Шацкий задумался. С одной стороны, он предпочел бы беседовать на своей территории, с другой – встреча с терапевтом была важна. Он согласился. Записал адрес на Охоте [35] и обещал приехать через час.
Положил трубку и выругался. Он ведь обещал Веронике прийти к пяти часам и остаться с малышкой: жена собиралась на матч. Он мог бы, конечно, объяснить ей, и она, вероятно, даже поняла бы, но… Вот именно, «но». Он позвонил еще раз Рудскому и перенес визит на девять утра следующего дня. Врач обрадовался, пообещав сделать все возможное, чтобы к тому времени встать на ноги и быть в полном разуме.
Шацкому показалась странной данная формулировка. В конце концов, грипп – не шизофрения.
Хеля прыгала от восторга. Она уже три раза обыграла отца в «китайца»[36] (один раз, когда она закончила, у него все фишки были на месте). Теперь все указывало на то, что она выиграет и в лотерею. У нее было на две пары больше, а на полу лежало с десяток карт для раздачи. Пять пар. И ее ход. Если она не ошибется, вечер будет принадлежать ей. Она открыла карту – сосна в снегу. Уверенным жестом открыла следующую – сосна в снегу. Ничего не сказав, она посмотрела на отца победоносным взглядом. Положила карты на свою стопку и тщательно подсчитала разницу.
– У меня на три больше, – заявила она.
– Еще не конец, – заметил Шацкий. – Давай.
Девочка быстро открыла карту. Птичка. Она сморщила лоб. Потянулась к карте, лежащей рядом, и заколебалась. Вопросительно взглянула на отца. Шацкий знал, что там птичка, но лишь пожал плечами. Сегодня без подсказок. Хеля передумала и открыла другую карту – барсука.
– О нет, – простонала она.
– О да, – ответил Шацкий и забрал обеих птичек. Оставалось еще три пары, а у него недоставало всего двух. Он знал, какие карты остались. Показал дочке язык и открыл того же барсука, что она минуту назад.
Хелька закрыла лицо руками.
– Я не хочу на это смотреть, – заявила она.
Шацкий притворился, что задумался.
– А где тот второй барсук? Мы вообще его открывали?
Хеля покивала, глядя на отца сквозь слегка раздвинутые пальцы. Шацкий остановил руку над картой с барсуком. Дочка закрыла глаза. Он в душе засмеялся, передвинул руку и открыл карту с малиной.
– О нет, – простонал он.
– О да! – крикнула Хеля, быстро собрала оставшиеся три пары и бросилась ему на шею. – Ну, скажи, кто у нас королева лотереи?
– Я – король лотереи! – заявил бессовестный Шацкий.
– Вот и нет!
– Вот и да. Сегодня случайно проиграл.
– Вот и нет!
Хлопнула дверь. Вероника вернулась.
– Мама, знаешь, сколько раз я выиграла у папы в «китайца»?
– Нет.
– Три раза! И один раз в лотерею.
– Чудесно, может, тебе стоит поиграть в футбол за «Легию» Варшавы?
Шацкий собрал лотерею в коробку, встал с пола и направился в прихожую. Жена швырнула трехцветный шарф на вешалку. Одета она была, как положено на матч: тонкий гольф, ветровка, джинсы, высокие кроссовки. Линзы вместо очков. Стадион на Лазенковской был неподходящим местом для демонстрации женских прелестей.