Перемирие - стр. 5
Ирина увидела эту жуткую улыбку сквозь прозрачный щиток забрала, и ее сердце болезненно сжалось. Вот оно, пришло, ее искупление. Руки продолжали предательски дрожать, когда она заставила губы растянуться в ответной улыбке. Получалось плохо, да уж чем богаты… «Плохо играешь, ох, фальшиво. Только бы он не заметил».
С большим трудом заставив себя снова поднять на нее глаза, он увидел, что она ему улыбается, и лишь только тогда немного пришел в себя. О, как она благосклонна. «Ирочка, милая!» Сделав шаг назад, чтобы получше рассмотреть ее фигуру, очерченную светом из прихожей, он опять невольно залюбовался. Прошло мгновение и наконец пришла решимость.
У Ирины на миг ёкнуло сердце. «Что, дура, обрадовалась? Черта с два он вот так уйдет, и не надейся!»
Он шагнул к ней, расставив широко руки, словно собирался обнять не только ее, но и все, что окажется поблизости. Это и было то, чего она боялась больше всего, боялась, несмотря на постоянные уговоры самой себя, что это наибольшая глупость, которую вообще можно совершить в подобной ситуации.
То, что она отпрянула от него, было движением непреднамеренным, но что сделано, того не исправишь.
Ирочка отшатнулась, слегка побледнев. Улыбка словно испарилась с ее лица. Он мысленно выругался, какой же кретин, ведь на нем все еще – треклятые латы. Набивший оскомину кусок железа опять портил ему жизнь. Руки мгновенно спрятались за спиной, а лицо приобрело извиняющийся вид, но улыбка не исчезла. Не смогла.
– П-проходи, чего в дверях-то стоишь?
Ирочкин голос был для него слаще меда, интонация – как бальзам на душу, жест – обещанием рая. В бою были женщины, не так много, но были. Правда, за одной большой разницей – там они тоже были солдатами, кто слабее, кто сильнее, но и только. Вопросы любви, полов и их взаимоотношений не касались боя. Им место только в миру, здесь им место.
Ирина посторонилась, пропуская огромную фигуру одетого в броню воина. Ее прихожая сразу стала очень маленькой (их прихожая, черт побери!).
Он махнул неловко рукой и шмыгнул в какую-то комнату, бормоча невнятные слова извинения, там можно было, наконец, спокойно упаковать латы. Делал он это как мог быстро, вспоминая только иногда, что спешить-то некуда, но только начинал от этого торопиться пуще прежнего, цепляя одну железку о другую и начиная от этого немного выходить из себя. Наконец, ему удалось закинуть сжавшиеся в серебристый куб латы на какой-то шкаф, затем он пристально оглядел то, в чем он остался. Да… в таком не походишь. Стиралось оно, может, и недавно, но вот только о внешнем виде шивший это все подумать забыл.
«Хм, продолжим осмотр…»
Волевое выражение лица и щелки внимательных глаз, отразившиеся в зеркале, ему понравились. Ну, ладно, оставалось одеться. Он посмотрел по сторонам и сообразил, где же он очутился. Глаза сами нашли старый шкаф темного дуба, что по причине своей абсолютной неподъемности стоял в этой комнате отродясь. Правая створка открылась неохотно, со скрипом. Точно! Тут раньше висели на плечиках его костюмы, рубашки, галстуков было три (все – патриархального черного цвета), так все и осталось до сих пор.
Ну, что ж, остается надеяться, что его появление в подобном одеянии не вызовет паники и нервных срывов среди местного населения. Вернее так – ему было важно только отношение Ирочки.