Размер шрифта
-
+

Перемирие - стр. 39

Казалось, будто он плывет среди бушующих иссиня-черных волн, плывет изо всех сил, с надрывом, с хрипом, рвущимся изо рта, с дрожью во всем теле. Он кого-то спасал… Доплыть, достигнуть вожделенной суши, и тогда та (он вдруг совершенно отчетливо понял, что это именно она), о ком он так неотрывно думал, будет спасена, избавится, наконец, от жути шторма, что бил в глаза и уши всю жизнь, всю долгую, красочную и такую чужую жизнь. Никогда раньше Рино не ощущал страха. Вернее думал, что ощущал. Не то это было, ох, не то… Не та чудовищная боль в груди, что захлестывает чувства, что топит сознание, утягивая его на дно клокочущей стихии. А волны ярились, огромные валы безумствовали, вновь и вновь отбрасывая его от вожделенного берега и осыпая вслед солнечными каплями брызг. Пресные воды плакали соленым…

Что может быть страшнее одиночества посреди праздника жизни, что может быть ужаснее холодного наблюдение там, где другие просто живут… Маленькое, так и не родившееся существо было призвано высшими силами вершить их непонятную волю. Жестокость и смерть стали твоей судьбой, ласковая моя, но даже это не смогло убить в тебе человека… как же нужно любить жизнь, чтобы стать в таком жутком мире личностью, способной сострадать, любить, жалеть. Этот взгляд, как я мог его не почувствовать в самый первый миг?!! При малейшей попытке моего слабого сознания поставить себя на твое место, сюда, за правое плечо, где уголок зрения уже не может ничего разобрать, где затаилась квинтэссенция вселенской скорби и небесной же ласки, оно, сознание, чувствует такой ужас, что тут же бежит, склоняясь под плетями солнечного ветра, бежит куда угодно, лишь бы уйти, забыть, постараться забыть…

И тут он, отчаявшийся, почти сломленный, выпал с вершины бессчетного гребня на сухой, шуршащий ласково и призывно песок. Распластав тело по внезапно обретенной тверди, такой желанной, но дотоле казавшейся недоступной, он зарыдал. Отчаянно, в голос! Так могут плакать только мужчины. И только от счастья. А ведь он в душе не верил, что доживет. Ведь так? Он поднял мокрое от слез лицо и посмотрел себе за спину.

Озеро. Маленькое, идеально круглое, уютное, отсюда этот океан страха и жестокой схватки со стихией выглядел блюдцем голубой воды посреди вечного рая. Где-то он такое уже видел, да только то было на другой планете, оно там упрятано за огромным горным кряжем, там тишина и спокойствие казались естественными, а это… Оно просто было таким теперь. Оно просто было таким всегда, нужно было только понять, что это так. Теперь, когда он доплыл, что такое былой чудовищный ураган, завывавший у него под черепом? Страх памяти – детский страх, Рино им переболел давным-давно. Стоит прижаться щекой к песку, как он затихает, затихает…

Давая успокоение телу и душе.

Посмотреть вперед он сумел не сразу, словно держало его что-то, не давало двигаться, грозя сломить волю. Но он оказался сильнее. Пески, девственно-чистые пески кругом. Ни морщинки, ни камешка, одно серебристо-желтое море. И едва заметная точка вдали.

Сердце бухнуло и снова понеслось вперед в бешеном скаче. До сих пор, при всех волнениях оно – как метроном, раз за разом повторяя ритм, ни сомнений, ни стонов, будто самоутверждаясь в этом спокойствии, отстраненности бытия. А теперь вот сдало.

Страница 39