Перемена климата - стр. 12
– Кит точно знает. Мальчики, полагаю, тоже, но при мне они и словом не обмолвились. Для них в этом нет ничего особенного.
– Что думает Кит?
– Ты же знаешь, она всегда обожала свою тетушку.
– Надеюсь, ее жизнь сложится по-иному. – Ральф вздохнул. – Господи боже, только бы мои надежды сбылись! Мне совсем не хочется, чтобы Кит превратилась в этакую деревенскую даму, разъезжающую по окрестностям в твидовом костюме и чаевничающую со старыми девами. Так и вижу, что приедет богатый молодой красавец, увезет ее прочь и засыплет бриллиантами. Мне плевать, выйдет она замуж или нет. Я лишь хочу, чтобы наша Кит была счастлива.
Анна рассмеялась.
– Какой ты, оказывается, старомодный! Рассуждаешь о своей дочери так, словно она у тебя хористка. Кит сама накупит себе бриллиантов, если ей однажды такое взбредет в голову. – Она бросила взгляд на крошечный драгоценный камень, уже двадцать пять лет сверкавший на ее обручальном кольце. – Ральф, прошу тебя, не надо оскорблять Феликса. Он ведь тебе нравится, всегда нравился. И мы, остальные, к нему расположены.
– Сам знаю. Но сейчас все иначе. Когда я увидел его со своей сестрой…
Он поставил на стол пустой стакан. Дело не просто в неведении, подумалось ему; дело в том, что он, как выясняется, много чего не знает о себе самом.
Анна налила мужу еще виски. Он пить не стал, и она осушила стакан сама.
Сидя за кухонным столом, Джулиан изрек:
– Я думал, Кит вернется домой ради похорон.
– Там были в основном люди нашего поколения, – ответила Анна. – И вообще, народу оказалось очень много. По-моему, троих Элдредов было вполне достаточно.
– Достойное представительство, – ввернул Джулиан.
Анна хмыкнула:
– Где ты подцепил это выражение?
– От Кит услышал. Но почему ты считаешь, что она не захотела бы приехать? Помнится, они крепко дружили с Дэниелом Палмером.
Сын Феликса, ставший архитектором, жил в квартире над своим офисом в Холте. Он и вправду увлекся Кит – водил ее по театрам, приглашал в рестораны и даже звал покататься на лодке, которую держал в Блэкни.
– Сдается мне, Кит воспринимает Дэниела как источник развлечений, – сказала Анна. – А похороны – то еще развлечение.
– Значит, мы ее не увидим до?..
– Как минимум до Пасхи. У нее экзамены через несколько недель, если ты забыл.
– Нет, я помню. Знаешь, мама, мне будет приятно, если ты станешь как можно реже упоминать о занятиях и экзаменах.
– Джулиан, нам надо поговорить насчет тебя. Но не сегодня, разумеется. – Анна посмотрела на сына поверх ободка чашки. – Чем ты занимался с утра?
– Начал вкапывать столбы для забора.
– А подружку свою навещал?
Легкая вульгарность этого словечка, в котором вдобавок ощущалось нечто детское, явно покоробила Джулиана. Как если бы его мать пролила чай на стол или полезла в сахарницу пальцами.
– Завтра поеду. Сегодня решил наконец заняться забором, пока дождя нет. Жду не дождусь, когда приедет Кит. Хочу познакомить ее с матерью Сандры. Интересно послушать, что она скажет.
Значит, Сандра проведет с нами еще одно лето, отметила про себя Анна. С Джулианом вечно так: он ничего не говорит прямо, приходится выцеживать факты по одному из его обмолвок.
Через несколько дней после похорон Эмма отправилась в храм в Уолсингеме. Она поехала туда, сама не зная, зачем; вера, если и сохранилась в ней, была вовсе не тем чувством, что она готова была демонстрировать публично. Но когда не можешь справиться с горем, думала она, рискуешь натворить такое, по сравнению с чем посещение храма, принятое в обществе проявление скорби, выглядит сущей безделицей. На похоронах Феликса священник сказал, что даже из пучины отчаяния знакомые, привычные молитвы способны наполнить сердца подобающей христианам радостью. Вот и ладно, мрачно сказала себе Эмма, проверим на практике. И вправду нужно что-то делать. Вокруг Джинни суетились многочисленные советчики: следовало официально утвердить завещание покойного и как-то разобраться с миссис Глив и ее пирогами. А вокруг Эммы не было никого и ничего. Сплошная пустота, безлюдье и полное отсутствие занятий. Ей словно поведали о кончине человека, случившейся в далекой стране. Словно подразумевалось, что она не вправе рассчитывать на сочувствие окружающих, потому что умер человек, незнакомый ее друзьям. Нет ни тела, ни гроба. Лишь ощущение пустоты – и незавершенности дела.