Перелётный жених. Книга вторая - стр. 34
Лев считал, потому что это помогало отогнать грустные мысли. Перед глазами расстилалась белая равнина с неровным следом. Сзади подпрыгивали на кочках сани с маячком, посылающим в небо неслышные «пиу-пиу». Если, конечно, не сломался. Впрочем, об этом лучше не думать. Вообще ни о чем не думать. Идти и тянуть лямку. Хорошо, что цифры в голове уже стали огромными. Каждый новый шаг давался с трудом, а пока произносишь про себя «Четыре тысячи восемьсот десять», можно вдохнуть побольше воздуха и наскрести остатки сил, чтобы двигаться дальше
Четыре тысячи восемьсот одиннадцать…
Поднять левую ногу. Опустить ее в снег.
Четыре тысячи восемьсот двенадцать…
Поднять правую. Опустить.
Четыре тысячи восемьсот трина…
Вертолет красной каплей стек с неба и разбавил пейзажное однообразие. Странно, что не слышно гудения и стрекотания. Вообще ничего не слышно. Только стук сердца в ушах отдается: бух-бам, бух-бам. Звуки появились, когда сани втиснули на борт между снегоходом и откидной полкой для лежачих больных. Медвежонок с лязгом закрыл дверь, отъезжающую как в газельках, а пилот обернулся назад, напоминая водителя маршрутки. Для полного сходства не хватало лишь привычной мантры: передаем за проезд.
Но сказал он совсем другое.
– Hey, er du okay?
– Окей, – соврал Лев, улавливая знакомое слово. – Полетели спасать собачек!
– Hvad?
Понятно, английский спасателю неведом. К счастью, Нанухак сносно говорил по-датски. Языковой барьер пал под натиском гортанных глаголов.
– Du sindssyg? – резюмировал дядька, для наглядности покрутив пальцем у виска.
– Отказывается, – вздохнул эскимос. – Он спасает людей, а ради псов не хочет горючее жечь.
– Переведи ему, что если откажется, я выйду и побреду по следам дальше. А ему все равно придется шпарить за мной, чтобы не дать погибнуть.
Услышав такую угрозу, летчик с глумливым хохотом потянул рычаг. Вертолет подпрыгнул и начал набирать высоту.
– Ах, ты ж сука! – психанул Лев, хватаясь рукой за стену, чтобы не упасть от резкого движения.
Пальцы заплясали в воздухе и вцепились в ухватистую рукоятку. Что это тут болтается на хлипком ремешке? Неужели пистолет? Нет, сигнальная ракетница. Тоже хорошо.
Он приставил широкое дуло к виску пилота, сдвигая наушник в сторону.
– Разворачивай свою стрекозу. Мы летим спасать собачек!
Пилот покосился на ствол и что-то пробормотал в ответ.
– Чего?
– Спросил: «Ты и в самом деле шмякнутый на всю башку, или притворяешься?» Ведь если ты выстрелишь, то вертолет упадет, и мы все погибнем.
– А ты объясни, что я русский.
Нанухак перевел.
Летчик покосился снова, во взгляде проступила легкая паника. Но он продолжал огрызаться.
– Псы ваши уже давно околели. На кой черт искать замерзшие трупы?
Эскимос покачал головой.
– Часов пять-шесть лайки продержатся. Если сразу полететь…
– Не положено! – буровил дядька, не сводя глаз с горизонта. – Гонка продолжается. Кто-нибудь еще может потеряться и замерзнуть, пока мы будем вашу сбежавшую упряжку искать.
Лев опустил ракетницу и положил руку на плечо спасателя.
– Слушай, ну чего ты как не родной, а? В моих краях говорят: «собака – друг человека». Ты человек или нет? Нельзя друзей в беде бросать.
Затылок летчика собрался складками. Он погладил золотой значок на груди – крылатый щит с тремя изогнувшимися львами, – а потом наклонил штурвал и вертолет, описав изящную дугу, лег на обратный курс.