Перекресток Старого профессора - стр. 16
Ян слабо улыбнулся милой девушке:
– Спасибо вам, до свидания. – Он развернулся и направился к выходу из издательства, на ходу доставая из кармана мобильный телефон и набирая номер Алисы.
Охранник задумчиво смотрел ему вслед. Он служил в издательстве уже несколько лет и считал себя большим экспертом в области литературы.
– Фигню небось написал, – кратко резюмировал он.
– Ну чего ты так? А вдруг что-то и вправду хорошее? – вступилась девушка за незнакомца.
– А ты чего его защищаешь? – насупился охранник.
– А ничего, – отмахнулась она от него и широко улыбнулась высокой полной женщине в верблюжьем пальто, зашедшей в издательство – автор бестселлеров, уже десятый год на первых строчках. – Здравствуйте, Елена Валерьяновна, вот, пожалуйста, мы вам уже и пропуск приготовили.
Михаил Борисович успел раньше полиции. Иногда Моне казалось, что ее отец настоящий волшебник – что бы с ней ни приключалось, где бы она ни была, она всегда набирала его номер и папа успевал вовремя, спасал ее, вытаскивал из различных передряг, о которых сейчас и вспоминать было стыдно.
Он не стал хамить, угрожать и играть мускулами. Вежливо извинился, заплатил за все наряды, которые девушки напялили на себя и намеревались вынести из магазина, и еще оставил щедрые чаевые – продавщице и охраннику за причиненные неудобства. Те поначалу отнекивались, но очень быстро сдались. Потому что не было в этом мире человека, способного противостоять чарам Михаила Борисовича и сказать ему «нет». Люди всегда делали то, что ему было нужно. Все. Кроме Моны.
Единственную дочь подарила ему на пятидесятилетний юбилей его третья жена Ляйсан. На тридцать два года моложе, любовь всей его жизни. Он готов был баловать Лясечку нещадно, а после рождения дочери и вовсе носил на руках, выполняя малейший каприз. Справедливости ради, капризной Ляйсан, воспитанная в восточных традициях покорности мужчине, не была. Михаилу даже иногда хотелось, чтобы жена что-нибудь попросила, но она лишь качала головой и заверяла, что у нее есть все, что нужно для счастья. Очевидно, счастья было так много и грело оно так ярко, что сожгло ее через два года после рождения дочери.
Михаил горевал несколько лет, даже переехал в другой дом – в старом все напоминала о жене и счастливых годах, проведенных вместе. Со дня похорон матери маленькая Машенька (тогда она была все еще Машенькой в честь матери Михаила) не слышала слова «нет». Отец и сам понимал, что это неправильно, что отсутствие правил и границ лишь вредит ребенку, но ничего не мог с собой поделать. Едва глаза Машеньки, чертовские похожие на глаза Ляйсан, наполнялись слезами, как сердце Михаила Борисовича таяло и он разрешал дочери все, о чем та просила.
Результат оказался плачевным. В четырнадцать лет ее пришлось отправить в Англию, в закрытый пансион для трудных подростков, потому что сам Михаил Борисович и специально приставленные к Маше люди уже не справлялись.
Алкоголь и сигареты она начала употреблять с двенадцати лет, но отец все надеялся, что она перебесится и ей это станет неинтересно. В тринадцать в ход пошла трава, а в четырнадцать она забеременела. Это стало последней каплей. Лучший специалист города избавил семью от «проблемы», после чего Машу посадили на самолет и отправили в Англию, где она провела три года вместе с лучшей подругой Катей, таким же подарком для родителей. Девушки покидали высокие надежные стены пансиона лишь на Рождество.