Перекрестки судеб - стр. 38
– Да не то чтобы недоволен, – хмуро усмехнулся Брюнет, – но все-таки… Слишком уж часто вы стали вызывать. А ведь для меня это риск. Вам – что? Вам не страшно. А мне это все однажды боком выйдет.
– Ну-ну, не будь таким нервным, – пробормотал начальник опергруппы, – что это у тебя за настроение с утра? Плохо спал, что ли? Или с похмелья?
Он нетерпеливо расстегнул плащ, бросил его на спинку стула. И затем – доставая из кармана бутылку ликера – сказал:
– Кстати, если – с похмелья, то вот… Сейчас разговеемся. Отличный ликерчик, импортный. Я же ведь знаю: ты любишь сладкое.
– Что ж, ладно, – ответил, помедлив, Брюнет.
– Ну, тогда садись. – Наум Сергеевич указал полусогнутой ладонью на стул. – Давай, брат, запросто… Выпьем, потолкуем…
– Потолкуем. Только – о чем? – Брюнет уселся, сопя. – Зачем вы все же меня вызвали?
– Да так… Просто…
Начальник опергруппы весь как бы лоснился, излучал веселье. Жесты его были широки и радушны, узкие – в тяжелых веках – глаза маслянисто поблескивали.
– Не все же ведь – о делах! Хотя и о делах, конечно, – тоже… Но это потом, погодя, это не к спеху. Давай-ка сначала – по одной!
Он ловко откупорил бутылку, разлил по рюмкам тягучую, пряно пахнущую жидкость. Оба выпили, помолчали. Брюнет, сощурясь, чмокнул липкими губами; напиток ему понравился – это было заметно. Наум Сергеевич огладил усы ребром ладони, сказал доверительно:
– Чем-то ты, знаешь ли, мне симпатичен. Да, да, симпатичен. А вот по душам поговорить как-то все у нас не получается.
– Да и вряд ли получится, – пробормотал Брюнет, вертя рюмку в пальцах. – Души у нас разные…
– Ну почему же, – отозвался Наум Сергеевич. – Все мы люди, все мы человеки. Разница, конечно, имеется, как же без этого? Один любит кислое, другой – сладкое. Но это все мелочи. А в принципе – что ж… Понять друг друга при желании можно всегда.
Он говорил и чувствовал: разговор не клеится, не получается. Брюнет насторожен и замкнут и вовсе не склонен к откровенным излияниям. «Трудно будет его расшевелить, – подумал он озабоченно, – ох, трудно! Да и не гожусь я для такой роли. Парторг требует, чтобы я разобрался в нем, узнал, чем он дышит… Приказывать легко, а вот как это сделать? Разве что напоить посильнее?»
Он потянулся к бутылке – встряхнул ее, посмотрел на свет. И только приготовился налить по второй, как в дверь внезапно постучали.
Стук был тихий, условный. Начальник опергруппы поспешно отпер дверь. И увидел стоявшего на пороге человека с неприметной наружностью и в скромной одежде.
– Ты что, Зубавин? – спросил он. – Случилось что-нибудь?
– Да, – сказал Зубавин. – Разрешите доложить! – И затем перешел на шепот: – Возле дома болтается какой-то тип. Весьма подозрительный.
– Где? – так же шепотом спросил Наум Сергеевич. И ступил в коридор, прикрыв за собою дверь.
– У пивного ларька.
– Но… Ты уверен? Ты твердо уверен?
– Конечно.
– Когда же он появился?
– Сразу же вслед за этим. – Зубавин указал глазами на дверь. – И с тех пор не уходит. Стоит, не пьет, все время смотрит сюда… Ведет наблюдение – ясное дело!
– Ага. – Наум Сергеевич крякнул, поскреб ногтями подбородок. – Вот черт возьми… – И, помолчав, спросил: – Каков он с виду? Приметы?
Зубавин задумался, опустил голову, собрав складками кожу под подбородком (в этот момент в его внешности обозначилось нечто определенное), и затем – быстро, точно, четко – начал описывать внешность Кости Хмыря.