Перед стеной времени - стр. 19
Тем не менее знание в целом может двигаться не так, как предусмотрено планом, и при нашем нынешнем толчкообразном развитии это особенно заметно. Сознание перестает определять общее направление, и детали проступают отчетливее. Следовательно, существует некая движущая сила, которая находится вне знания и в план не укладывается. Мы не в состоянии ее понять, не говоря уж о том, чтобы управлять ею. Наука еще не распалась на части, но ее всю уже подняли, как корабль. Мы по-прежнему видим знакомые мерила и предметы, однако перемена места придала им новый смысл.
Возымевшая экстраординарные последствия чистокровность естественных наук могла быть достигнута только одним способом: отсечением гуманитарных дисциплин в сочетании с привилегированным положением функциональных отраслей в рамках математики и самого естествознания.
Философия, увлеченно наблюдавшая за естественными науками еще в эпоху романтизма, теперь отступила в сторону и смотрит на них, пожалуй, даже с некоторым недоверием. Среди естествоиспытателей больше нет таких умов, как Гёте, Шеллинг или Александр фон Гумбольдт, которые окидывали ту или иную научную область спокойным взглядом, постигали всю ее полноту и глубину и давали ей больше, чем знание.
Факты пожинаются обильно, однако ученых, воспитанных в духе «Критики чистого разума», распространившей свое влияние на большую часть XIX века, сегодня тоже не хватает. Следствие этого – потеря логического различия между познаваемым и непознаваемым, иными словами, утрата кантианской скромности. Явность стала мерилом истинности. Гаснет взгляд, способный различать полноту natura naturata и единство natura naturans[19]. Расплываются, теряя ясность очертаний, вопросы морали и власти.
Одновременно усиливается не только неконтролируемость движения, но и связанная с ней непосредственная угроза того, что план отдалится от собственной модели мира и присущего ей порядка.
Эта опасность, проистекающая из недостаточно тщательной оценки обстановки, из нечеткого видения мира как предмета, безо всяких метафизических спекуляций понятна любому здравомыслящему человеку. Более того, она повсеместно ощущается – пусть даже большей частью в форме смутного неприятного чувства, инстинкта, который тревожно подсказывает: несмотря на все наши интеллектуальные усилия, порядок вещей нарушился.
К числу дисциплин, возникших в переходной зоне между естественным и гуманитарным знанием, относится характерология. Ее границы неопределенны, их можно трактовать узко или широко. Человеческий нрав и его проявления – это целый мир.
Изучение характеров подводит нас близко к астрологии. Толкование устойчивых личностных качеств человека, вернее попытка добраться до их основы, – главная задача гороскопа. В наши дни характерология считается наукой, однако ее плодотворность обусловлена теми элементами, которые лежат за пределами научного знания, сближая ее с искусствами. Для толкования характеров необходимо нечто наподобие музыкального слуха. Между тем, кто оценивает, и тем, кого оценивают, должно быть личностное взаимодействие и духовное согласие. Это условие ограничивает сферу действия прикладной психологии, которую можно рассматривать как раздел характерологии. В оценке отражается оценивающий. По тому, как начальник оценивает своих подчиненных, уместно судить о его собственном характере.