Пепел прошлого - стр. 18
Устинов загремел металлическим засовом, отпер и распахнул дверь. Прежде чем шагнуть к женщине, он огляделся. Все по-прежнему: тротуар, проезжая часть, машина, дома напротив. Все привычное, ничего лишнего, кроме тела молодой женщины, над которым он тут же склонился.
Под одеялом и мешковатой одеждой, явно с чужого плеча, обнаружились ранения в правом боку и много крови. Тело женщины было холодным, даже ледяным. Может, она умерла, и все его клятвы не имеют смысла? Позвонить в полицию и вызвать наряд. Подписать протокол, грустным взглядом проводить машину, увозящую тело на экспертизу, и забыть, забыть скорее о происшествии. И перестать уже ходить на эти поганые ночные дежурства, никому не нужные, приносящие одни только проблемы.
Он приложил пальцы к шее.
Она была жива! Очень слабый пульс, но он бился под подушечками его пальцев. В ней была жизнь. Она угасала, покидала ее тело, но все еще в ней теплилась.
– Твою же мать, а! – простонал Устинов, подхватывая женщину на руки и внося ее в медпункт. – За что мне все это, кто скажет?! Вот за что…
Он втащил женщину в здание, толкнул дверь ногой и побежал в операционную. Вернее, ему только казалось, что он бежит. Торопился он мысленно, а на самом деле еле передвигался – женщина была достаточно тяжелой. Только уложив ее спустя несколько минут на стол, он понял, как вымотался. Каких-то десять метров, а он весь взмок. И дышать нечем, и тело трясется.
– Возьми себя в руки, Устинов, – противным скрипучим голосом приказал он. – Возьми себя в руки и сними с нее одежду. Диагностируй состояние, мать твою! А потом впадай в истерику. Может, не все так плохо… Может, не все так плохо, Гаврюша…
Это было чудом, не иначе! Острое тонкое лезвие трижды вошло в ее тело, не задев при этом ни одного жизненно важного органа. Ее точно благословили небеса, или кто-то на земле за нее исступленно молился. Как иначе объяснить, что лезвие прошло в сантиметре от правой почки, чуть ниже печени, не задело при третьем ударе желчный пузырь? Мягкие ткани пострадали при незначительной кровопотере. Ей было, конечно же, очень больно, она лишилась сознания, и это было как раз неплохо, даже хорошо. Но она точно родилась в рубашке.
Через час все было закончено. Он зашил раны, проверил еще раз пульс и давление. Аппараты фиксировали норму. Устинов выключил свет в операционной, собрал все ее вещи и вышел в коридор.
Одежда старая, размер явно не ее. Обуви нет, ноги босы, но не похоже, чтобы она долго бродила по грязной земле. Он обшарил все ее карманы – ничего: ни документов, ни клочка бумаги, ни даже чека магазинного. Кто она и откуда, оставалось только догадываться. Он взял в руки старое одеяло, повертел его так и сяк – ну, одеяло как одеяло. Старое, ветхое, без единой бирки.
– Кто же ты? – спросил Устинов, возвращаясь в операционную, где молодая женщина спала. – И что мне с тобой делать?
Первым его порывом было спасти. Вторым – позвонить в полицию. Ножевые ранения, пусть и пустяковые. Он обязан позвонить. Но…
От одежды женщины, от ее волос странно пахло дымом. А что, если она выбиралась откуда-нибудь и неосторожно наткнулась на что-то острое? На вилы, к примеру? Или попала в аварию, машина загорелась, она начала из нее вылезать и…
Так, стоп! Устинов сокрушенно покачал головой. Предположений много, истина одна. Ранения она могла получить где угодно, но кто-то ее сюда привез, на порог медпункта положил и заботливо одеяльцем прикрыл. Почему не обнаружил себя этот человек? Боялся благодарности или ответственности за то, что совершил? Может, этот спаситель и был виновником ранений?