Пепел доверия 2 - стр. 39
За рулем сидела сухонькая старушка. Седая аккуратная прическа, на губах розовая помада, щеки подрумянены, на шее элегантный некогда белый шарф, ниспадающий на серую блузку. Это из нормального. А вот остальное… помаду на губах и румяна на щеках я заметил только из-за дичайшего контраста нормального с максимально ненормальным: у старушки не был глаз, и вообще вся верхняя часть лица была буквально исполосована глубокими горизонтальными бороздами, пропоровшими плоть, взбугрившими края кожи так сильно, что у откинувшей голову на спинку сиденья женщина в районе глаз образовалось что-то вроде полной густой крови лужи. Часть крови стекла вниз, но темные ручейки обтекли щеки и не тронули аккуратно накрашенных губ. Голова была чуть скошена в одну сторону, место правого глаза опустело, и я, сам того не желая, увидел чудовищно глубокую дыру, уходящую в голову. Десяток потревоженных мной мух снова начал опускаться на окровавленную поильню…
– Охренеть… – пробулькал я, отходя на шаг. – Охренеть…
Бедром навалившись на машину, я некоторое время успокаивал дыхание, но подкатывающая тошнота становилась все сильнее, и я ничего не мог с этим поделать. Сейчас сблюю… еще эти гребаные мухи… Судорожно сглотнув, я начал сгибаться, чтобы выблевать банан на асфальт, но тут меня жахнул в шею сзади овод – или еще какая иная кусачая сволочь. Шлепнув ладонью по шее, я резко выпрямился, махнул рукой, стараясь перехватить летающего над головой ублюдка, взглянул невольно вверх и… заблеяв, боком шарахнулся в сторону.
Пробежать таким макаром удалось шага два, и я рухнул, разумеется, набок, причем на правый, сильно ударившись о собственный пояс, где справа висел молоток, а в кармане лежал пистолет. Боль была сильной, но я заметил ее едва-едва: все мое внимание было обращено на место, где я только что стоял и куда удивительно мягко приземлилась двуногая тварь. Покрытые кровью руки со шлепком ударились об асфальт, согнувшиеся ноги резко выпрямились и… непонятно как, она сначала оказалась на капоте, откуда вытянулась в прыжке ко мне, выставив руки и оскалив зубы. Все как в замедленной съемке… И я, перевернувшийся на спину, отталкивающийся ногами, скользящий кроссовками, чувствующий, как обдирается кожа на плечах даже сквозь футболку, пытаюсь уйти и понимаю, что не получится…
Выстрел. И еще… и еще…
Удар… невероятно длинные разноцветные окровавленные когти… нет, ногти… ударили по асфальту, с хрустом обламываясь, прошлись по нему в сантиметрах от моей головы.
Выстрел… еще…
Задергавшаяся на мне тварь резко вытянулась, окаменела на миг, затем распласталась и… Я ощутил сразу три максимально теплых или даже обжигающих прикосновения к своему телу: ко мне прижалась мягкая и горячая женская грудь, мне на лицо капала обжигающая кровь, а по моим ногам стекала чуть ли не кипящая, если верить ощущениям, моча. Причем моча моя собственная – я обоссался. Это было то немногое, в чем я был уверен на все сто процентов. Как и в том, что лежащая на мне красотка мертва, что убил ее я, а в моей руке все еще зажат пистолет, который я непонятно когда успел взвести. А стрелял, уже почти не целясь, и почти уверен, что большую часть выстрелов в упор я сделал с закрытыми глазами.
Дернувшись, я перевернулся на бок, сваливая с себя продолжающую истекать кровью мертвую девушку. Поднявшись на дрожащие ноги, скачущими неровными и максимально странными прыжками оказался у водительского места своего внедорожника, где и замер, пытаясь не разорваться между двумя противоположными мыслями. Первая кричала, что надо срочно в машину и запереться. Вторая же возражала, что в таком виде в машину нельзя – я весь в крови и моче. Меня била дрожь, я был в ступоре, пистолет трясся в руке, то и дело пересекая мушкой мою ступню в кроссовке с брызгами крови, а палец был на спуске.