Пеликан. Расплата за милосердие - стр. 6
Сердце Рыжего Лиса, изгнанника и скитальца, уже столько раз захлебывалось в накатывающих волнах безумных и неправедных чувств, что уже устало искать оправдания. Упрек в том, что кто-то неверно скорбит, неверно оплакивает потерю, чудовищен сам по себе. Как могут здоровые телом и духом люди говорить о правильной или вовсе кощунственно – о красивой скорби? Раны не бывают красивыми, не бывают правильными. Так Финтан и сидел со своими «неправильными» мыслями напротив близнецов, детей генерала Норрейса.
Этой ночью Рыжий Лис был в дозоре. Холодный воздух лег, свернулся в бухте, как огромный медведь в спячке. Морозное сырое дыхание доносилось с моря. Если что-то и навеяло покой на душу, то эти часы единства с великой ночью, а эта ночь была по-настоящему великой. Спокойное холодное море не пустословило, не бросалось мелкими брызгами в бестолковой суетливой попытке заполнить воздух шипением. Гладь мирно колебалась, как грудь могучего великана, который спит мирным праведным сном.
Вечером рядом с шатром капитана двое играли в карты, а четвертый подглядывал за ними все той же лисьей украдкой. И если сразу понятно, кто же был четвертым наблюдателем, то с игроками дело обстояло немного сложнее. Играли действительно двое – стол, то есть перевернутая бочка, стала полем столкновения двух сторон. Но, раз Рыжий Лис был негласным четвертым участником сцены, значит, за столом сидели трое и все участвовали в игре. Поскольку близнецы делили одну пару глаз на двоих, то они были одной стороной в этой партии. Джонни был в состоянии раздать карты, и мутная пелена все же снисходила до того, чтобы шепнуть, где лицевая сторона колоды, а где рябая рубашка. Иной раз милосердие было так широко, что генеральский сынок мог угадать масть, но это при ярком дневном свете и только ценой довольно серьезного усилия.
После того как Джонни был отравлен, причем так до сих пор и не выяснили, каким же способом, генеральский сынок перестал быть плутом. Может, если его лукавый ум и тешился надеждой подтасовать, выдать свою ловкость рук за улыбку судьбы, то тело его подводило. Самому Джонни нравилось думать, что отныне он стал честнее, но отнять саму возможность обмана не является обращением плута в праведника. Впрочем, этот вечер не был занят такого рода прекраснословными беседами. По большому счету поболтать с капитаном вообще редко кому удавалось.
Так они и сидели, играя в карты до ночи, после чего обменивались пожеланиями добрых снов. В общении меж близнецами и капитаном было однозначно больше тепла, чем Дрейк позволял себе проявлять по отношению к другим подчиненным. Но говорить о нарочитом фаворитизме, непременно вызывающем зависть, не приходилось. При взгляде на близнецов вообще было сложно позавидовать их участи. Едва ли во всей экспедиции нашелся бы хоть кто-то, чье присутствие было столь же чужеродно, как эти двое Норрейсов. Так что их игры в карты или короткие беседы с капитаном не вызывали ничего дурного в сердцах матросов.
В четыре часа утра в лагере случилось то, чего Рыжий Лис ждал и, скорее, намного сильнее бы удивился, не увидь он капитана. До четырех часов Френсис Дрейк еще искал в себе силы сомкнуть глаза, но после того выходил на свежий воздух. Трубка всегда была с ним, но курил редко – скорее попросту крутил в руках. Рыжий Лис внимательно наблюдал за фигурой, бродящей вдоль побережья. Этот распорядок был разучен давно и не нарушался ни разу. И именно в эту ночь случилось то, чего Финтан не ожидал.