Печать Соломона - стр. 12
– Моя мама умерла от рака кожи, – сообщил я.
– У тебя и мама умерла?
Я кивнул:
– Мама. Папа. Дядя.
– Получается, моя жизнь была безоблачной, – сказала Эшли. – Со мной ничего подобного не случалось. Ну, как у тебя с мамой, папой и дядей.
– О, потерь у меня было намного больше. Я давно со счета сбился. То есть нет, это неправда. Я их все время пересчитываю. Я никому об этом не говорил, кроме моего психиатра. Он не в счет, а я вот тоже умер.
– Ты умер?
– Да, и потом вернулся, – кивнул я. – Но иногда у меня возникает чувство, будто я зомби, только пожирать людей нет никакого желания и одеваюсь я получше. Наверно, это цена того, чтобы еще покоптить тут небо. Знаешь, как пауки поедают своих жертв? Они высасывают из них все соки. Тело, то есть оболочка или там скорлупа, остается, а жизнь уходит. Вот и я так себя ощущаю. Ходячая оболочка Кроппа.
Эшли втянула через соломинку изрядную порцию коктейля, не отрывая от меня глаз.
– Альфред, все течет, все меняется, – сочувственно сказала она. – Тебе обязательно станет лучше.
– Откуда ты знаешь?
– Ты же рыцарь. Ты из хороших.
Мне очень хотелось ей верить. Рыцарей не осталось, но хорошие еще были.
Упоминание рыцарей заставило меня вспомнить последнего из них, Беннасио, и его дочь Наталию, самую красивую девушку, какую я встречал. Когда мы виделись в последний раз, она меня поцеловала. Я много думал о Наталии, о том, где она, и волновался, все ли с ней в порядке, – она ведь, как и я, была сиротой. Но если честно, то в основном я думал о ней из-за ее необыкновенной красоты.
Мы подъехали к дому Таттлов. Эшли положила руку мне на плечо.
– Постой, – сказала она и принялась рыться в сумочке. – Я дам тебе номер моего сотового.
– Зачем?
– Глупый, чтобы ты мог мне позвонить.
– Зачем?
– Затем, что ты мне нравишься.
– Я сам или то, что у нас общее?
– Ты сам.
У меня сдавило грудь, я вылез из машины, но потом повернулся и наклонился к Эшли:
– Слушай, я все понял. Я для тебя что-то вроде проекта. Бедняга Кропп, большой и глупый. Так вот, мне не нужны твои чувства… то есть сочувствие. Найди себе какого-нибудь другого лузера и жалей его сколько влезет.
Эшли даже не успела ничего ответить – я развернулся и потрусил через двор к дому. Прямо у тротуара из земли торчал корень старого дуба, я его не заметил и растянулся мордой вниз. Что может быть хуже?
Я ждал знака свыше и, когда поднял свою неуклюжую тушу с земли, понял, что это и есть знак.
Пора бежать.
7
Хорас встретил меня в коридоре, в руках он держал серый костюм на вешалке.
– Что это такое? – спросил я.
– Твой костюм, Альфред.
– Нет у меня никакого костюма.
– Теперь есть. Примерь – посмотрим, впору ли. Завтра идем на слушание. Ты должен понравиться судье, Эл, – сказал Хорас.
Я быстро прошел мимо него в ванную и сразу потянулся за зубной нитью. Через секунду в дверь тихо постучали.
– Эй, ты забыл костюм, Эл, – шепотом сказал Хорас. – Я повешу его тут на ручку. Сегодня на ужин жареный цыпленок. Это ведь твое любимое?
Я не стал отвечать, и Хорас удалился.
Потом я прошел в свою комнату и достал из шкафа рюкзак. Вещей у меня было не много, так что на сборы ушло не больше пяти минут. В комнату сунулся Кенни:
– Что ты делаешь, Альфред Кропп?
– Складываю вещи в рюкзак.
– Ты уезжаешь!
Я посмотрел Кенни в глаза, и он начал плакать.