Печать льда - стр. 23
– Просто сорвалось с языка, извини, – вздохнул Рин. – Грейн учил, что клясться не следует вовсе. Простые слова должны быть крепче любых клятв, а если они теряют цену, то ничего не стоят и клятвы, ибо они тоже составляются из слов. Эх, Хаклик! Когда умирал отец, я думал, что умирает всего лишь самый близкий мне человек, а когда он умер, оказалось, что умерло все. Ничего дорогого после смерти отца у меня не осталось.
– А твой дом, твое имя? – надул губы слуга. – У тебя впереди еще вся жизнь! Прирастешь и дорогим, да еще таким дорогим, что потерять его будет дороже, чем расстаться с жизнью!
– Моя жизнь, как жизнь моего города. – Рин скрипнул зубами. – Тонкие стены и Погань вокруг.
– Здесь, в Айсе, твой дядя страшнее Погани, – сухо заметил Хаклик.
– Вот об этом я и отправлюсь поговорить к Камрету, – сказал Рин, рассматривая диковинный меч.
– Седельный, эсток… – уточнил слуга. – Тебе не подойдет, парень. Ты, конечно, со всяким оружием ловок, но этот годится только для верхового боя да против доспеха. Им как пикой орудовать надо, и длина его почти три локтя… Кстати, ножны оставь, они и сами по себе дрянь, да и ты не лошадь, чтобы носить такую железку на боку в чехле. Я вот кольцо сюда приладил, цепляй к поясу и то насмешек не оберешься. Эсток… С юности с такими не встречался. Работа чудная, но искусная. И сталь отменная… Я не назову не только мастера, который бы мог выковать нечто подобное, но даже не намекну на то, из какой страны прибыл этот образец! А ведь я разбираюсь в этом деле, разбираюсь…
– Верно, из той страны, откуда пришел мой опекун? – усмехнулся Рин. – И там седельные мечи в ходу. Что ж, если забыть об удобстве, он длиннее меча магистра. А если я прицеплю его к поясу без ножен, значит, мне не придется вытаскивать из них меч!
– Лучше бы тебе не пришлось обнажать меч совсем, – проворчал Хаклик. – Я прожил много лет, молодой Олфейн. Поверь мне, если однажды обнажишь меч, то уже никогда не уберешь его в ножны, даже если будешь забивать его туда молотом!
– Ты по-прежнему любишь присказки, – кивнул Рин. – Я спрашиваю в который раз: хочешь, отпущу тебя? Мне бы не хотелось, чтобы ты… пострадал из-за меня.
– Ты все еще не имеешь никаких прав, – нахмурился слуга. – У нас нет денег, а долгов столько, что даже если мы будем собирать кристаллы целый год, не выплатим и десятину. А ты знаешь, что мы не будем их собирать. И не кори себя: ты не мог спасти отца от той хвори! Не простая она была, не простая… Держись, парень, и помни: для меня ты все еще маленький постреленок.
– Я убил той ночью человека, – прошептал Рин. – Разбойника. Но я впервые убил человека! И он сгорел в Поганом пламени.
– Жаль, что его звали не Фейром, – вздохнул старик. – А что касается пламени… Кто теперь не сгорает из тех, что добрались до края жизни? Или ты не знаешь, что в Айсе не осталось ни одного погребальщика? Погань заботится о мертвецах…
Камрет жил в тесной клетушке в Нижнем городе, но время проводил в трактирах и на постоялых дворах. Рин так и не понял, что больше предпочитал его престарелый, но удивительно бодрый приятель – обильную выпивку и еду или задушевную беседу, поскольку тот отдавал все свободное время и тому и другому. Кости ему в трактирах на самом деле бросать не разрешали, но старик словно особенно об этом не горевал. Он заводил друзей так же легко, как некоторые приобретают врагов, и если зарабатывал на друзьях, то исключительно с учетом их трезвого и обдуманного на то согласия.