Паутина измен - стр. 21
— Доченька, тебе не вкусно? Давай я подогрею что-нибудь другое. Там есть овощное рагу, — мама волнуется за меня, старается угодить. Мне приятна такая забота, хоть кому-то стало до меня не все равно. Но тошнота подбирается к горлу, и я откладываю вилку в сторону, мотая головой.
— Нет, мам, аппетита совсем нет, — прикладываю руку к губам, ощущая сильную тошноту.
— Детка, у тебя наверно токсикоз.
Наверно. Или на нервной почве организм стал буйствовать, что очень сильно расстраивает.
— Женщины, — гаркает отец, — Не портите аппетит. Обсуждайте свои женские штучки вне стола.
И так всегда. Если отцу что-то не нравится, он обязательно об этом скажет, и укажет тебе свое место. Мне обидно, что он говорит о моем состоянии, как о чем-то, что его не касается. А ведь он отец... Разве папы не любят своих девочек?.. Разве они не заботятся о своих дочках, как о принцессах?...
— Спасибо за ужин, я поеду, — коротко улыбаюсь, чтобы не обидеть мать. Она все же старалась.
— Нет, ты никуда не поедешь, — он снова повышает голос. И венка на моей шее начинает пульсировать, так сильно я стрессую, — Во-первых, мы не поговорили, а во-вторых, тебя заберет Андрей. Я позвонил ему.
Досадно стону, больше не сдерживая себя. Откидываю салфетку, что лежит на коленях, в сторону. Вскакиваю, отчего ножки стула противно скрипят о кафельный пол. Отец замирает, вопросительно смотря на меня.
— И что это за закидон сейчас был?
— Зачем ты ему позвонил? — начинаю повышать голос. Вижу боковым зрением, как мама опускает голову. Сейчас будет разбор полетов.
— Потому что он твой муж! И пусть он тебя забирает из отчего дома, как полагается в нормальной семье.
От его слов меня пробирает истерика, смахиваю слезы в уголках глаз. Так сильно я давно не смеялась.
— Какая еще нормальная семья? Ты себя слышишь? Отец тиран, мать прислуга, муж изменщик. Вы тут все с ума посходили?
Я очень сильно повышаю свой голос, замечая как багровеет отцовское лицо. Мне стыдно, что я задела маму, но по факту, я сказала правду. Она пресмыкается перед отцом уже двадцать три года. Она живет по его правилам, все делает по его указке. И мне жаль, что она не знает, что такое свобода. Андрей мне давал больше свободы, чем отец. Но все равно контролировал меня. Не разрешал работать. Ну как не разрешал... Приводил доводы, как мне казалось на тот момент, обоснованные, почему я не должна работать. Это сейчас я понимаю, что он просто манипулировал. Тогда же я думала это была забота. Ох, как много открытий в моей жизни произошло за такой короткий промежуток.
— Ева! — он ударяет по столу, — Ты переходишь все границы разумного! Сейчас же закрой рот!
— Нет, — не раздумывая, перечу ему.
Он вскипает, рычит. С грохотом поднимается, ставя пальцы ладоней на стол. От веса его тела, пальцы белеют.
— Хамка! — кричит, — Кем ты себя возомнила? — он подходит ближе.
Я не успеваю отреагировать, как тяжелая ладонь приземляется на мою белую нежную кожу щеки. Вздрагиваю, осознавая, что отец меня ударил. Голова отлетает немного вбок от силы удара. Сбоку слышу возглас матери. Слезы тут же катятся вниз. Это унизительно, это больно. Это адски несправедливо.
— Что здесь происходит? — слева от меня слышится рык.
Я не знаю, как он здесь оказался, как он зашел в дом. Но я вижу Андрея в ярости. Он стоит у входа в зал, в идеально выглаженном темно-синем костюме, черная рубашка распахнута сверху, оголяя волосатую мощную грудь, где слегка виднеется золотая цепочка с крестиком. Поднимаю заплаканное лицо и смотрю на мужа. Почти бывшего мужа.